Автор: Ricka
Бета: Кагами:
Дата публикации: 4 августа 2011.
Возрастной рейтинг: PG-13 (+14).
К оглавлению и шапке фанфика
Примерно через две недели, после того как Китнисс и Пит вернулись в свой родной Двенадцатый дистрикт, в теплый воскресный день бывшему городскому сыну пекаря, а ныне Победителю Голодных игр Питу Мелларку повезло — ему выпали драгоценные свободные часы в его новом совершенно безумном ритме жизни. Сегодня в первой половине дня он, в отличие от своей напарницы, был освобожден от надоедливых фотосессий, интервью и празднований. И это несказанно радовало: за всё прошедшее время с момента возвращения он только и делал, что поддерживал народную веру в двух горячих возлюбленных. А это ужасно выматывало. Если честно, то Пит уже начинал жалеть о том, что в своё время признался всему Панему в своих чувствах. Результат, конечно, был бы другой, зато сейчас не пришлось бы обнимать и целовать любимую девушку, понимая, что на самом деле она предпочла бы оказаться где угодно, только не в твоих объятиях. Это ведь все равно что использовать насилие — результат был бы тот же. И так изо дня в день, с одной вечеринки на другую, то перед одним объективом, то перед другим, и все умудряются лепетать о том, какая красивая пара стоит перед ними. Тьфу.
читать дальшеНо как бы там не было, сегодня Пит действительно чувствовал себя свободным. Он впервые смог встретиться с друзьями в обычной обстановке, и даже сумел почувствовать, будто что-то из его прошлой жизни может остаться неизменным.
Они находились в стареньком магазине портного мистера Джексона. Этот человек вместе со своей семьей одевал, по крайней мере, половину городских семей, не смотря на то, что его магазин был больше похож на сувенирную лавку — столь много тут стояло ветхих предметов интерьера, шкатулок, статуэток, картин, и всё, как правило, покрыто небольшим слоем пыли. Когда-то Питу казалось, что здесь находится настоящая сокровищница, но это было до Капитолия с его красотой и роскошью. Теперь это помещение было местом трепетных воспоминаний, убежищем, где можно спрятаться и сделать вид, что ничего не происходит.
Сын мистера Джексона, Алек, был одним из близких приятелей Мелларка. Когда-то в прошлой жизни они вместе бегали по городским улицам, придумывали всякие игры и хулиганства, готовились к школьным соревнованиям и даже помогали друг другу, если кого-то родители слишком сильно загружали работой. И вот сегодня, как в старые времена, Пит снова помогал Алеку, застрявшему за прилавком. Вместе с ними был Оуэн — старший брат Пита, тот, который уже слишком взрослый, чтобы участвовать в Жатве. Впрочем, даже если бы возраст позволял ему, он бы никогда не вызывался добровольцем, чтобы прикрыть спину брата. Вероятно, во многом из-за своей девушки. Она — старшая сестра Алека и причина Оэуна застревать по воскресениям в магазине Джексона.
Втроем они обслуживали редких посетителей, но в основном шутили друг над другом и разговаривали на всякие отвлеченные темы. Оуэну и Алеку хватало такта не говорить о Голодных играх и обо всём, что с ними связано, в том числе и о Китнисс, а Пит почти искренне смеялся над забавными историями, выслушивал последние новости и улыбался, когда Алек и Оуэн как всегда начинали ссориться из-за всякой ерунды и делить Дон. Это был хороший день, но он просто не мог быть совершенно свободным. Не после того, что случилось за последние месяцы.
В какой-то момент дверь магазина заскрипела, кто-то вошел, и Оуэн резко выпрямился, нахмурившись. Он слегка кивнул брату, тем самым советуя тому повернуться. Пит не прочитал в его глазах ничего хорошего и, прежде чем обернуться, подумал, что, вероятно, новый посетитель — это Китнисс, каким-то образом забредшая сюда. Но это была не она.
Что ж, в конце концов, это должно было случиться, и Пит это прекрасно понимал. Даже если Гейл Хоторн почти никогда не посещал всякие празднества и был очень занят у себя в Шахтах, когда-нибудь они все равно бы столкнулись у дверей пекарни или того хуже в Деревне Победителей, куда бы Гейл пришел навестить Китнисс. Этот дистрикт был слишком мал для того, чтобы слишком долго разводить этих двоих по разным углам.
Взгляд Пита тут же упал на мясо в руках посетителя. Конечно, Гейл охотился и пришел сюда для того, чтобы продать или обменять свою добычу. Мелларк знал, что хотя мистер Джексон не был таким уж постоянным "клиентом", он иногда позволял себе брать у охотников что-то, чтобы не тратиться в мясной лавке. В конце концов, экономия также была присуща и городским, что бы там не говорили по этому поводу люди из Шлака. Но сегодня Гейл просчитался, потому что хозяина магазина здесь не было, а Алек, даже если бы у него была такая возможность, чисто из вредности не стал бы ничего брать. Городские не любят этих крутых парней из Шлака, особенно тех, кто перелезает через забор.
В этой напряженной паузе, повисшей в магазине, Пит не знал, как реагировать на встречу с Хоторном, но не без удовольствия отметил, что и в это воскресенье Китнисс не было на охоте. Хоть ему и претили подобные мысли, он всё же чувствовал себя спокойнее, зная, что Китнисс и Гейл не проводят много времени наедине. В конце концов, он действительно думал, что между ними что-то есть.
— Привет, — поздоровался Пит. Он пытался быть дружелюбным.
Китнисс — это Китнисс, но он не может злиться на человека просто за то, что тот — её старый друг. И хотя Мелларк, конечно, злился и ревновал, он не хотел сразу же делать из Гейла своего врага. Он не имел на это право.
— Здравствуй, — Гейл не пытался быть дружелюбным, но тоже говорил без ярой враждебности.
Они никогда раньше не разговаривали, да и причин собственно не было. Они бы и сейчас не заговорили, будь это их воля. Но теперь вот приходится, и вероятно не в последний раз. Ничего не сделаешь с тем, что Китнисс слишком многое значит для обоих. Им придется вытворять всё это.
Очередной фарс Голодных игр.
— Ладно, — Гейл повернулся к Алеку, — передай отцу, что я заходил.
Алек демонстративно промолчал.
Вновь нажал на ручку двери, Гейл немного неуверенно кивнул Питу, тот кивнул в ответ. Когда за Хоторном захлопнулась дверь, все переглянулись и вздохнули с облегчением.
— Что это было? — Оуэн неодобрительно покачал головой.
— Без понятия.
Пит действительно перестал понимать, что это сейчас происходит, и как из всего этого выбираться. Он только знал, что эта встреча была началом его мучений.
Хотя, конечно, на самом деле началось все намного раньше. Эта древняя история, но её пик приходится на тот день, когда никто не собирался умирать. День, который Пит помнил очень хорошо.
В ту Жатву он проснулся слишком рано и очень долго лежал в постели, уговаривая себя ещё поспать. Но беспокойство мешало погрузиться в сон, и в итоге Пит бесполезно пялился в белый потолок, нагоняя на себя ещё больше страхов. Он представлял себе, как его имя вытаскивают из огромного шара, как он едет в Капитолий, и как его убивают в первые секунды Голодных игр. Самое паршивое во всей Жатве — это ожидание, от него и свихнуться недолго. Вероятно, когда ты точно знаешь, что ты трибут, это все равно переживается лучше, чем последние секунды перед тем, как Эффи Бряк назовет чье-то имя, возможно, твое. И чтобы не усиливать эти мучения, как только в окно стали пробиваться первые лучи солнца, Пит потихоньку начал вставать с кровати и одеваться.
— Уже встаешь?
Оказывается "сова" Сэм тоже не мог спать в такой день. Наоборот, он лежал бледный в своей кровати и даже не пытался скрыть, насколько испуган. В этом году его последняя Жатва, а это значит, его имя впишут максимальное количество раз — семь. В понятиях Сэма семь листочков с его имением приравнивает его почти к смертникам. И он, похоже, уверен в том, что отправится в Капитолий.
— Что, ты уже собрался везти мне подарок из Капитолия?
Смешок Сэма получился каким-то слишком громким и нервным. Вообще-то Пит не мог серьезно воспринимать страхи брата. Возможно, ему бы тоже семь казалось большим числом, но его больше волновала другая цифра — двадцать. Её имя будет на стольких листочках.
— Размечтался, буду я ещё на тебя тратиться, — Сэм все-таки улыбнулся.
— Эй, вы оба, заткнитесь и ложитесь спать, иначе даже до Жатвы не доживете!
Оуэну больше не придется рисковать на Жатве, но он тоже волновался. В обычные дни этого парня не разбудить даже пушечным выстрелом, но не сегодня. Дон тоже запишут семь раз.
Пит ещё какое-то время провел в полной тишине, в комнате, где каждому есть за кого беспокоиться, а затем все-таки решил спуститься вниз. Сэм последовал его примеру. В такое время сидеть без дела невыносимо, хотя и дел особо нет. В День Жатвы пекарня почти не работает, только один утренний час, и отец сам справлялся со всем. Он считал, что в такой день его сыновья не должны трудиться, но Пит не был с ним согласен. Официальный праздник и почти нерабочий день — это не щедрость Капитолия, это ещё один способ пытки. Вы не будете думать в такой день ни о чем, кроме Голодных игр, смиритесь.
Внизу находился только отец, который уже занимался своим делом. Мать, как всегда, спила. Она всегда спила в такие дни и складывалось впечатление, что ей все равно. Пит бы так и думал, если бы не помнил, что каждый раз после Жатвы она обнимает своих сыновей с искренним облегчением.
— Если вам нечем заняться, то можете принести мне пару мешков с мукой, — отец улыбнулся, увидев сыновей. — А затем позавтракаем.
Пит согласно кивнул, а Сэм лишь пожал плечами. Лучше уж таскать тяжелые мешки, чем пялиться в потолок, представляя невесть что. Хотя мешки на самом деле тяжелые и тащить их с заднего двора не такое уж удовольствие. Сэм этого терпеть не может, хотя Сэм вообще не пекарь. Но он любимчик матери, и горелый хлеб сходил ему с рук чаще, чем остальным. Ему вообще-то больше нравилось заниматься животными, теми же свиньями. И он заодно успел их покормить, прежде чем взять свой мешок.
— Ты же будешь о них заботиться? — Такая сентиментальность не совсем в духе Сэма. Похоже он был абсолютно убежден, что поедет в Капитолий.
Пит неодобрительно покачал головой.
— Прости, но свиньи — это не моё. Могу только хлеб вместо тебя портить, — Сэм даже не улыбнулся. — Слушай, заканчивай с этим, некоторых детей из Шлака записывают семь раз с одиннадцати лет!
— Дело не в этом, у меня плохое предчувствие.
— Это ты накрутил себя. Послушай, сегодня вечером ты вернешься домой, я обещаю тебе это. Просто поверь и прекрати сходить с ума.
Сэм явно в это не верил и ещё больше побледнел, но все-таки согласно кивнул. Пита всё это начинало немножко злить, в конце концов, Сэм не единственный, кто рисковал в эту Жатву. И самому Питу тоже хотелось, чтобы и в него кто-то вселил уверенность.
Когда они вдвоем занесли мешки в дом, отца там уже не было, видимо, он вышел к покупателю. Сэм пошел проверить, а Пит достал буханку, предназначенную для них, и аккуратно принялся разрезать её. Этот хлеб был намного лучше того, который они пекли обычно — в День Жатвы хотя бы еда должна радовать. Хотя не всем удается это оценить. Пит до сих пор помнил, как в день своей первой Жатвы Сэма вывернуло наизнанку прямо за столом. Следующих два года он просто отказывался завтракать.
Пита благо Жатва так сильно не пугала, и он мог наслаждаться вкусным завтраком, особенно в такой тишине. В их доме она выпадала не каждый день. Мать, которая обычно вставала с самого утра, не давала спокойно поесть, ибо стоило войти на кухню, как ты тут же получал какие-то указания по выполнению крайне срочных дел. Приходилось слишком быстро проглатывать свою порцию и бежать выполнять их.
Но тишина была разрушена, когда братья Пита вошли на кухню почти одновременно. Оуэн, правда, сразу отказался от завтрака и быстро исчез за дверью, ведущей на улицу. Пит прекрасно понимал его желание поскорее увидеть Дон. Но вот Сэм остался, он не без удовольствия сел на свой стул и отхлебнул из кружки.
— Это Гейл Хоторн, — наконец, сообщил он.
Конечно, Гейл Хоторн. С кем же ещё отец мог так долго торговаться?
Быстро доев свою еду, Пит потянулся к кружке, желая поскорее закончить завтрак.
— Можешь не торопиться. Он один.
Не ответить на этот насмешливый тон было очень сложно. Чёртов Сэм! Питу очень не нравилось, что кто-то знает его тайну. Даже если этот кто-то — родной брат. Но он лишь пожал плечами, не желая вестись на эти уловки. Увы, братец явно не собирался останавливаться.
— Полагаю, он хотел порадовать этим хлебом её, Китнисс.
Сказав это, Сэм слишком внимательно посмотрел на Пита, отчего у того скрутило живот. Что же поделать, если Сэм такой догадливый? Он и о Дон узнал первым. Но можно было бы хотя бы не издеваться.
— Мне кажется, что они родственники. Он её двоюрный брат, я думаю.
— Ну, конечно, а я думаю, что он Цезарь Фликермен. И это, разумеется, тоже правда.
— Ой, заткнись, остряк! — огрызнулся Пит. Он резко встал из-за стола, не желая продолжать испорченный завтрак и этот разговор. К тому же нужно было идти готовиться к Жатве, это обязательно. Очевидно, Капитолию не нужны были трибуты одетые в рабочую одежду, испачканную мукой. Поэтому все наряжаются.
Едва Пит вышел из кухни, как столкнулся с матерью. Она уже была одета. Красивое платье, явно из её молодости, прическа, макияж. Она всегда старалась хорошо одеваться, но не так, как в Дни Жатвы. Пит иногда задавался вопросом: если она сейчас так старается, то что же она делала раньше, когда сама рисковала стать трибутом? Говорят, тогда она была настоящей красавицей.
Миссис Мелларк натянуто улыбнулась, заметив сына, и даже неловко похлопала его по плечу в знак поддержки.
— Где твой брат?
Пит пожал плечами. Даже зная, где Сэм, он не собирался сообщать ей об этом. В их доме существовало негласное правило — не сдавать друг друга матери, чего бы она не хотела. Будь это новое задание или подготовка к Жатве.
— Хорошо, тогда прими ванную первым.
Пит кивнул, все равно делать было нечего, а с подачи матери подготовка могла бы занять много времени. Так что лучше не откладывать. Да и это должно было помочь не думать о словах брата. Ведь если Гейл Хоторн действительно не являлся родственником Китнисс, то у Пита просто не было никаких шансов. Если он вообще когда-нибудь решился бы с ней заговорить.
За делом: отмывкой и переодеванием в совершенно новые костюмы, сшитые мистером Джексоном по заказу матери — время действительно пролетело значительно быстрее, и ближе к часу парни уже собирались двигаться к площади. Бледное лицо Сэма пошло зелеными пятнами, и Пит всерьез боялся, как бы брат не грохнулся в обморок. Это же надо было так себя накрутить! Но, в общем-то, Сэм старался держаться и двигался вполне уверенно, так что кроме цвета лица ничто его не выдавало. Отец пожелал мальчикам удачи, а мать лишь попыталась улыбнуться.
На улице к братьям присоединились Оуэн и Дон. Белокурая дочь портного была одета в очень красивое белое платье, которому могли бы позавидовать многие девушки Двенадцатого. Она смеялась над шутками старшего брата Пита и, казалось, совсем не волновалась. Хотя сам Оуэн явно не был спокоен, он как всегда шутил, но в глубине его глаз затаилось напряжение. И Пит прекрасно понимал его.
Время медленно приближалось к двум, и детей на площади уже начинали строить перед сценой рядом с Домом Правосудия. По возрасту, по статусу. Городских с городскими, Шлак отдельно. Даже в такой момент Капитолий подогревал вражду между ними.
— Ладно, удачи вам! — Дон коротко поцеловала Оуэна в щеку и ободряюще помахала Питу с Сэмом. — Эй, Сэм, не вешай нос.
Подмигнув, она уверенным шагом направилась в колонку с девочками её возраста, которые тут же принялись расхваливать её новенький наряд. Оуэн проводил Дон долгим взглядом.
— Да, парни, удачи, — тяжело вздохнув, произнёс он, последний раз кивая Питу с Сэмом, и пошёл в сторону к зрителям. Хорошо ему. Пит бы тоже с радостью покинул центр площади. Но, увы, ему предстоит пройти через это ещё не один раз.
Сэм и Пит обменялись рукопожатием, и Сэм тоже отошёл в свою линию, оставляя брата в одиночестве. Людей на площади все ещё было не очень много, меньше половины, и Пит от скуки лениво рассматривал остальных претендентов. Здесь было слишком много знакомых, и от этого факта настроение становилось ещё более паршивым. Кто-то всё равно уедет в Капитолий, от кого-то удача сегодня отвернется. И кто бы ни был выбран, сложно даже представить, что этот человек сможет победить. Дистрикт Двенадцать давно перестал верить в чудо, если он вообще в него когда-то верил. Два победителя за семьдесят три года. Чтобы там не говорила Эффи Бряк каждый год, удачей здесь и не пахнет.
В какой-то момент глаза Пита сами нашли её. Китнисс, одетая в красивое голубое платье, стояла в своей линии. Она очень красива, и это самый удивительный момент во всей Жатве — заметить её, такую нарядную. Обычно она так не одеваться. Обычно никто так не одевается. Но только от возможности видеть её такой на лице возникала улыбка. Китнисс, конечно, не замечала, что Пит на неё смотрит. Она этого никогда не замечала. Как он не замечал, что смотрит на неё уже слишком долго.
Площадь постепенно заполнилась людьми и мэр, наконец, вышел на сцену со своей речью. Всё то же, что и каждый год. Как будто одного мучения с выбором трибутов мало, нужно ещё слушать одни и те же скучные речи. А напряжение в толпе всё нарастало, Пит чувствовал, как его ровесники переступают с ноги на ногу, гнут пальцы и нервно вздыхают. Многие хотели бы, чтобы трибутов выбрали как можно скорее. Всё равно перед смертью не надышишься, только нервные клетки убьешь. Лишь когда пришло время выхода Хеймитча, они слегка успокоились, у многих на лицах появились улыбки. Ментор трибутов как всегда был пьян и чуть не упал, залезая на сцену. Его невразумительная речь и попытки схватить Эффи Бряк за задницу явно разрядили обстановку, многие начали смеяться и перекидываться шуточками. Мэр и Эффи покраснели от стыда, а вот Пит готов был благодарить Хеймитча за то, что тот внес немного забавы в Жатву.
Наконец, пришло время тянуть жребий. Кажется, теперь все резко захотели ещё немного потянуть время. Так всегда. Пит глубоко вздохнул, сначала девушки. В голове сама по себе билась незваная мысль: "Только бы не Китнисс". А ведь её имя написано на двадцати листочках! Двадцать — это действительно плохой расклад. Это слишком много, особенно для девушки. Какая бы там не была ситуация в Шлаке, тессеры обычно берут парни. Среди девушек таким количеством вписок обладают немногие. Пит сжал кулаки. Нет, она ни за что не попадет в Капитолий. Это же Китнисс, она просто не может!
Но вот листочек выбрали, Эффи снова подошла к кафедре, бодро улыбнулась и принялась разворачивать его.
— Примроуз Эвердин, — произнесла она, и Пит в первую секунду растерялся. Нет, это не Китнисс, но все равно что-то не так. Только потом он начинал медленно понимать. Эвердин. Примроуз. Прим. Её сестра. Та белокурая малышка, которую так многие любят в Двенадцатом, Пит считал, что ей ещё не было двенадцати. Да она и мухи не обидит, как её вообще можно отправлять на Голодные игры?
Пит задохнулся от возмущения, глядя на то, как храбрая девочка, сжав кулаки, двигалась к сцене. Резкий крик Китнисс едва не разорвал сердце Мелларка, он даже подумать не мог, что она может так кричать. Он мог лишь отдаленно представлять себе, что она сейчас чувствует, но он не успел даже понять, что происходит, как Китнисс подскочила к своей сестре, почти грубо оттолкнула её от сцены и закричала, что хочет участвовать в играх.
— Есть доброволец! — твердила она, как молитву, словно боялась, что её не услышат. Но её слышали. На сцене все недоуменно переглянулись. Такое поведение застало их врасплох — в Двенадцатом так давно не было добровольцев.
Пит же стоял как громом пораженный, и с его губ само по себе сорвалось слишком громкое "нет". Кажется, несколько парней в его линии обернулось, он даже видел недоуменный взгляд Алека.
Наконец, Китнисс пригласили на сцену, но Прим слишком сильно вцепилась в неё и не отпускала. Пит понимал, что будь его воля, он бы также держал её, не позволяя даже шага сделать к сцене. Но Гейл стремительно оказался рядом с сестрами и оттащил Прим. Как он только был способен на это?
Следующие минуты показались сном. Хеймитч что-то несвязно говорил, Двенадцатый выражал уважение, но Пит никак не мог поверить, что Китнисс, именно Китнисс, его Китнисс, попадет на Голодные игры. И он испытывал самое противное ощущение на свете — беспомощность. Он не мог сделать ничего. Он больше не мог сжечь хлеб и отдать его ей. Он даже не имел право навестить её, она ведь наверняка даже не помнила его.
Но вот наступил другой важный момент — выборы трибута-парня. Пит едва успел подумать, что хуже уже ничего быть не может, как Эффи произнесла имя.
— Пит Мелларк.
Что?
Судьба не могла так издеваться. Просто не имела право. Она не могла засунуть Пита Мелларка и Китнисс Эвердин вместе на Голодные игры. Так не бывает. Но...
Пораженный ужасом, Пит как в забытье шагал к сцене, пытаясь осознать, что же сейчас происходит. Ему придется участвовать в Голодных играх, он умрет. Он уже никогда не будет шутить с Оуэном, спорить с Сэмом, никогда не будет скрываться от матери, никогда не поздоровается с Китнисс в школе. Он упустил все свои шансы. Сегодня удача оставила его сторону. Наконец, на ватных ногах он поднялся. Китнисс бросила на него слишком настороженный взгляд, а Пит впервые посмотрел ей прямо в глаза. Эффи спросила, нет ли добровольцев, но никто не откликнулся. Неудивительно. Пит видел Сэма в толпе, тот в буквальном смысле хватался руками за голову, но вызваться даже не пытается. Оно и понятно. Пит не обижался на него за это.
Мэр начал читать долгий и нудный договор. Но минуты спокойствия позволили Питу взять себя в руки. Что ж… Он трибут и он едет в Капитолий, одна из его соперников — Китнисс. Может быть не все так плохо? Хоть он и боится, хоть он и не хочет умирать, по крайней мере, он больше не беспомощный, он может что-то сделать. Он может помочь ей победить. Они, наконец, узнают друг друга. Когда текст закончился, Пит первым протянул руку Китнисс, пытаясь вложить в это рукопожатие всю надежду.
И ведь, в конце концов, именно эта надежда сбудется.
А вот чьи-то надежды не сбудутся уже никогда. Как ни сбудутся надежды Гейла Хоторна, только что хлопнувшего дверью своего дома.
Последнее время всё его злило. Ежедневная ненавистная работа в ужасающих шахтах, невозможность нормально охотиться, все эти празднования в Двенадцатом дистрикте, не позволяющие ему нормально встретиться с Китнисс и постоянно напоминающие о том, о чём он и знать не хотел, этот сын пекаря. Почему в какой-то момент жизнь Гейла так изменилась? Ведь ещё совсем недавно они вместе с Китнисс охотились, были счастливы и даже не подозревали о существовании этого Пита Мелларка. А теперь вот оно как. Паршиво. Даже вылазки на охоту не спасали от дурного настроения. В одиночестве в лесу сосредоточиться нормально не получалось, в мозгу так и билась мысль, а что если в этот самый момент Китнисс снова изображает из себя влюбленную и обнимается с этим Питом?
Гейл в ярости швырнул на пол сумку со своей добычей и едва не врезал кулаком по стене, вовремя заметив, что за ним наблюдают удивленные глазки Пози. Девочка стояла в дверях, прижимая к себе истрепанного плюшевого мишку, у которого все нитки повылезали наружу, и с интересом наблюдала за братом. Гейл тут же оттаял, взял себя в руки и улыбнулся сестрёнке.
— Ты вернулся? Я скучала! — она кинулась к нему, протягивая крохотные ручонки.
Гейл легко подхватил девочку и закружился с ней, заставляя Пози весело хохотать.
— Конечно, красавица, я вернулся. Надеюсь, ты хорошо себя вела.
— Она вела себя хорошо, — в коридор вышла Хейзел, мать Гейла. Она улыбнулась дочери, которая заливалась счастливым смехом, но внимательно посмотрела на сына и валяющуюся на полу сумку. Она, конечно же, сразу поняла, что всё это означает и озабоченно вздохнула, забирая Пози из рук Гейла. Поцеловав темноволосую макушку, она поставила малышку на пол. — Беги к Вику, он уже ждет тебя.
Пози тут же весело вскинула ручки и побежала в комнату, оставив своего старшего брата и мать наедине.
Гейл отвернулся, подошел к сумке и взял её с пола, отряхивая. Ему совершенно не нравился этот пристальный взгляд матери, которая слишком многое понимала. У Гейла не было желания что-либо объяснять и о чем-либо говорить. И так всё достало. Он ждал Китнисс с Голодных игр слишком долго, надеялся, что, когда она наконец вернется, они смогут провести много времени вместе, и он о многом сможет ей рассказать. Она вернулась, но к тому времени его вдруг сделали её кузеном (каким-то чёртовым кузеном!), и даже с этим фактом им так и не удалось остаться наедине. Даже нормально поговорить не получилось! Тогда на перроне он едва успел её обнять, прежде чем куча людей буквально вырвали Китнисс из его рук.
— Ты в порядке?
Мать уже задавала этот вопрос таким тоном. После Жатвы, когда Гейл почти целую ночь провел в лесу. И потом, когда Китнисс целовалась с Питом на арене. Теперь вот снова.
— В норме, — отрезал он, направляясь в кухню.
Охота в этот день была не слишком удачной, Гейл постоянно отвлекался, злился, и всё, на что ему приходилось рассчитывать, это работа его ловушек. Благо, они никогда не подводили. Но мясо, хоть и хорошо спасает, это только мясо. Особенно без зерна и масла, которого семья Гейла лишилась из-за отсутствия тессеров. Теперь приходилось вдвое больше выторговывать. О хлебе из пекарни Хоторнам пришлось забыть — оно понятно, Гейл туда ни за что не сунется. Но обходить других клиентов из городских он продолжал. Правда, не был уверен, что его выдержки надолго хватит, если этот Пит будет опять попадаться на глаза. Этого хлебного мальчика, главного Ромео Панема итак слишком много, чтобы сталкиваться с ним ещё и на улицах.
Гейл устало присел на стул. Материнская рука легла на его плечо. Хейзел присела рядом. Она хорошо его понимала, но он давно перестал слушаться её как сын, слишком рано взяв на себя другую, более взрослую роль. Бесполезно было его чему-то учить и давать какие-то наставления, и Хейзел оставалось только осторожно пытаться помочь ему.
— Знаешь, ты мог бы навестить её. Ты ведь ещё ни разу не был в новом доме Китнисс, полагаю, он очень хорош. Думаю, Китнисс очень довольна.
Конечно, она была довольна. Теперь её мать и Прим жили в хорошем доме, в достатке и сытости, о них больше не нужно было беспокоиться так, как раньше. Но Гейл не думал, что Китнисс действительно чувствовала себя свободной в Деревне Победителей. Вряд ли она была счастлива променять свой старый дом на всю эту мишуру. Хотя последнее время Хоторн ни в чем не был уверен.
— У неё вероятно очень много дел, — Гейл прекрасно понимал, что Китнисс не виновата, но не мог никуда деть эту обиду и язвительность в голосе. — Новая жизнь и всё такое.
Хейзел покачала головой.
— Вот именно, бедная девочка связана по рукам и ногам. Ты можешь быть нужным ей, а она даже не сможет сообщить тебе об этом.
Он думал об этом. Вероятно, он хотел в это верить. Ему было бы гораздо легче с осознанием этого факта. Но, к сожалению, Гейл не знал наверняка. Во всех своих интервью Китнисс щебетала о том, как она любит Пита, на всех празднествах она обнималась с ним так, словно действительно была влюблена. И хотя Гейл верил её словам о том, что это всего лишь игра, вера сильно поизматывалась под таким давлением. Китнисс действительно была рада его видеть, но, казалось, она не испытывала особых мук из-за того, что они никак не могут нормально встретиться. Если бы он только был уверен в том, что нужен ей.
Неуверенно качнув плечами, Гейл посмотрел на обеспокоенное лицо матери, и кривовато улыбнулся.
— Кажется, за ней нужен глаз да глаз, верно?
— Конечно, — поддержала его Хейзел.
Мать действительное многое знала о его чувствах к этой девочке. Но вряд ли понимала, как ему паршиво оттого, что сама Китнисс о них ещё не знает. Если бы он тогда не медлил, не думал, если бы не ждал, когда она будет готова, тогда бы сейчас все было по-другому. Ему надо было сделать это сразу, как только он понял. Тогда бы у них было время, тогда бы у них оставалась надежда.
Но тогда казалось, что времени у них итак предостаточно. То было уже слишком давно, как будто в другой жизни, в одну из тех зим, которые сейчас уже кажутся абсолютно счастливыми и беззаботными.
Тот день выдался слишком холодным даже по меркам суровой зимы, сильный снегопад тогда обрушился на Двенадцатый дистрикт, а упрямый северный ветер так и обещал превратиться в метель. Но Гейл и Китнисс всё равно вышли охотиться. В тот Новый год они ещё не представляли своей жизни без ежедневных вылазок в лес. И хотя их тела почти сразу продрогли, они все равно довольно долго пытались что-нибудь поймать. Ловушки тут не подводили, и в силках их уже ждала запутавшаяся дичь, но вот именно охотиться получалось гораздо сложнее. Из-за снегопада почти ничего нельзя было разглядеть.
Зимняя тьма начала опускаться, когда Гейл в очередной раз промахнулся. Хотя он и не был уверен, что за деревом действительно кто-то был. Ветер завывал слишком сильно, полностью сбивая с толку — даже если где-то пробежал зверь, услышать его было почти невозможно. Охота в такой день была явно бесполезной и могла принести только грипп. В конце концов, Гейл опустил лук.
— Китнисс, — позвал он, глотая холодный воздух. Замершее тело протестующе содрогнулось.
Дрожа от холода, Гейл аккуратно направился по своим следам в сторону забора, попутно выискивая Китнисс глазами. Она должна была быть где-то рядом, в такую погоду они никогда не отходили друг от друга далеко. Слишком высок был риск. В метель и вдвоем легко потерять дорогу домой, а уж в одиночку. Впрочем, когда-то у Гейла не было выбора, это было ещё до знакомства с маленькой охотницей, в ту зиму, когда умер его отец. Он был гораздо младше, но все равно смело выходил на охоту даже в самую ужасную погоду.
— Китнисс, — Гейл снова позвал её, на сей раз более обеспокоенно. Эвердин нигде не было, хотя и разглядеть-то получалось только ближайший метр.
— Я здесь, — послышался дрожащий голос Китнисс где-то из-за спины.
Через секунду она уже была рядом. Синие потрескавшиеся губы, стучащие зубы и снег в волосах. Гейл покачал головой.
— Скоро стемнеет, надо возвращаться. Продадим что есть, на сегодня хватит, а завтра вернемся.
Китнисс обняла себя руками, растирая плечи, и кивнула, хоть и без особого энтузиазма. Гейл осторожно взял её за руку и повел по своим следам. Вязаные перчатки у обоих насквозь промокли, и Гейл почти не чувствовал собственные пальцы. Холод был слишком суровым, хотелось скорее выбраться в тепло. В Котле можно было согреться и заодно обменять дичь. Туда они и направлялись, после того как с неудовольствием пролезли под холодным забором. Китнисс совсем продрогла, и Гейл заставил её идти быстрее. Нельзя было допустить, чтобы она заболела.
На черном рынке в такую погоду многие пытались согреться, Гейл давно не видел такого ажиотажа. Глядя на то, какая очередь выстроилась к котлу Сальной Сэй, он подумал, что суровые зимы приносят свои плюсы. Гейл улыбнулся этой костлявой женщине и протолкнул к ней все ещё дрожащую Китнисс.
— Вы сумасшедшие, ходить в лес в такую погоду! — укоризненно заявила Сальная Сэй, но тут же наполнила миски супом, попутно отмахиваясь от какого-то пьяницы, который стоял первым в очереди. — Держите, он, кстати, из вашей вчерашней собаки.
— Спасибо, — Китнисс прижала к себе теплую миску.
Они вышли из очереди и направились к заднему двору. Людей там было поменьше и можно было спокойно согреться. Суп Сальной Сэй пах не лучшим образом, но он был горячим, и это тепло приносило удовольствие.
Китнисс присела по-турецки и зачерпнула первую ложку. Она очень мило скривила нос, когда попробовала суп.
— Сегодня не нужно было ходить в лес, — произнесла она.
Присев рядом, Гейл усмехнулся.
— Ты бы все равно не смогла устоять.
Как и он. Лес и охота на тот момент были главными составляющими их жизни. Они совершали вылазки каждый день и не представляли себе другую жизнь.
Гейл попробовал суп. Ну и гадость! Обычная стряпня Сальной Сэй не отличалась изысканным вкусом, но все равно была лучше сегодняшней. Видимо, та дикая собака, которую они случайно подстрелили день назад, была совсем плохой. Но выбора все равно не было, приходилось кушать этот ужасный суп, чтобы согреться, тем более что Гейл действительно проголодался.
Китнисс похоже придерживалась того же мнения. Она упрямо жевала, явно перебарывая себя.
К ним подошел Дарий. Он часто присоединялся к ним у Сальной Сэй. Хоть и миротворец, он был вполне веселым парнем, с которым ещё и сделку хорошую провернуть можно. Гейл никогда не высказывал особенных претензий к нему.
— Удачный день? — спросил Дарий, прислонившись к конюшне, что находилась рядом.
Китнисс и Гейл переглянулись. Им только предстояло заняться продажами и обменом пойманного зверья. Охота — это только полдела, и она не определяет, насколько удачным выдался день.
Дарий ухмыльнулся, глядя на кроликов.
— Хочешь купить? — спросил Гейл, проследив за его взглядом. Дарий часто брал у них именно кроликов.
Миротворец неопределенно пожал плечами и наклонился к Китнисс.
— Возможно, — он схватил кончик её косы и аккуратно пощекотал девичью щечку им. — Китнисс, может быть, ты продашь мне кролика, скажем, за поцелуй?
Китнисс от неожиданности возмущенно поперхнулась, а Гейл удивленно хмыкнул, не сдержавшись. Конечно, от покупателей всяких предложений услышать можно, но поцелуй за кролика — это что-то необычное. На такое даже Сальная Сэй отвлеклась, захохотав.
— Что ж ты всего лишь одно просишь-то, герой?
— Действительно, — на полном серьезе согласился Дарий. — Эй, девочка, ты не знаешь, что теряешь. Мой поцелуй и двух кроликов стоит! Многие девушки отдавали за него гораздо больше!
Он продолжал щекотать лицо Китнисс её собственной косой, но Эвердин недовольно откинула его руку и скептически посмотрела, в её глазах плясали искорки смеха. Гейл поймал себя на мысли, что ему не нравятся сегодняшние шуточки миротворца. Если тот вообще шутил. Выглядел Дарий совершенно нелепо в своей серьезной настойчивости.
— Ну, так что, сделки быть?
— Спасибо, но я лучше откажусь, — Китнисс уже откровенно смеялась вместе с Сальной Сэй. В кое-то веки в Котле случилось что-то столь несуразное.
Нагнувшись к самому уху Китнисс, Дарий что-то прошептал ей и показал пальцем куда-то в сторону, это заставило девушку засмеяться ещё сильнее. Гейл нахмурился. Шутил Дарий или нет, Китнисс не стала бы это проверять. Насколько Хоторн знал её, до сих пор она не сильно интересовалась парнями и поцелуями. Гейл был почти уверен, что её ещё ни разу никто не целовал. Она хорошенькая, но почему-то никому не давала такой возможности. Но если даже Дарий шутил, он вполне мог действительно хотеть поцеловать Китнисс. И, вероятно, не он один. Сколько парней смотрело на неё, пока она этого не замечала? Раньше Гейл ни о чем таком не думал. Его раздражало это предложение Дария и рука миротворца на плече Китнисс.
Поморщившись от вкуса супа, Гейл поймал себя на мысли, что ему бы не понравилось, если бы Китнисс поцеловала Дария. Ему бы вообще не понравилось, если бы она позволяла кому-нибудь себя целовать. За этой мыслью пришла неожиданная другая — а если бы сам Гейл целовал Китнисс?
У Гейла было много девушек: городские неженки, забитые сиротки, тощие девушки из Шлака — он целовал так многих, что всех и не помнил. Но он никогда не хотел целовать Китнисс. Он даже не предполагал возможность этого. Всегда было так: охота и Китнисс отдельно, личная жизнь и сиюминутные удовольствия отдельно. Он просто не смотрел на неё, как на других девушек. А она ведь действительно была хорошенькой. Её сосредоточенный взгляд, когда тетива натянута до предела, её искренняя улыбка в лесу, её глаза, её губы. Гейл знал о ней все, но никогда не задерживал внимание на таких мелочах. Возможно, мальчики в школе действительно заглядываются на неё.
А теперь, когда Китнисс вот так вот неловко смеялась вместе с Сальной Сэй над Дарием, глядя на неё, Гейлу тоже хотелось улыбаться. Она была совершенно удивительной.
— Рыжие — самые смелые мужчины, — гордо продолжал Дарий, указывая на разных девушек. — Видишь, вон та, в зеленом шарфе? Иди и спроси её, если тебе нужны доказательства того, что без моего поцелуя ты просто не проживешь. Она подтвердит мои слова.
Настойчивость миротворца уже серьезно достала Гейла, и хотелось быстрее заткнуть его. Осознание пришло совершено легко. Он не хотел, чтобы Дарий целовал Китнисс, он сам хотел её целовать! И почему он только раньше этого не замечал? Это желание казалось таким естественным и правильным.
Китнисс отмахнулась от Дария, а Сальная Сэй заявила, что он слишком смешон, чтобы с ним хотелось целоваться. Кажется, миротворец обижено ответил ей, что с ней он целоваться и не горит желанием. Он продолжал что-то уверено говорить про девушек, которые благодарили небеса за возможность обладать его губами. Он был просто смешон. Но это, кажется, немного стесняло Китнисс. Ей вряд ли нравилось такое внимание.
Она уверенно поднялась, сообщив, что готова попробовать прожить без поцелуев Дария, и направилась назад к котлу Сальной Сэй, чтобы отдать миску. Миротворец было ринулся за ней, намереваясь продолжить разговор, но Гейл не выдержал и схватил того за руку.
— Эй, заканчивай с этим, — попросил он, но вряд ли в этой просьбе была любезность.
Дарий недоуменно посмотрел на него, а потом пожал плечами, мол, а что такого? Но недовольный взгляд Хоторна был слишком красноречив, и когда Гейл отпустил миротворца, тот уже передумал следовать за Китнисс. Кажется, в последний момент на его лице появилось расстроенное выражение.
Убедившись, что Дарий больше не навязывается, Гейл сам подошел к котлу. Он отдал свою миску Сальной Сэй и не без удовольствия посмотрел на Киснисс. Её щеки немного покраснели — поведение миротворца, определенно, смутило её, и она казалась такой миленькой. Наверное, взгляд Гейла изменился, потому что спустя несколько секунд Китнисс озадаченно спросила, что с ним.
— Всё хорошо.
Он не собирался говорить ей сейчас о своём открытии. Он хотел ещё понаблюдать за ней издалека, он хотел понять, что действительно происходит между ними. И, в конце концов, он хотел, чтобы она сама обо всём догадалась, чтобы она тоже этого хотела. И благо у них было много времени.
Он так думал.
К сожалению, не все мечты и мысли исполняются. Реальность — штука слишком суровая, и настигает она неожиданно. Победительница Голодных игр Китнисс Эвердин знала об этом слишком хорошо. С конца шоу прошло уже несколько недель, а она до сих пор ощущала себя так, словно всё ещё находилась на арене. Возвращение домой не принесло ей долгожданного облегчения, даже здесь её никак не хотели оставить в покое. Все эти празднования, фотосъемки, интервью — как будто мало бы той крови и тех жертв! Приходилось ежедневно думать, вспоминать, заново переживать весь тот ужас. Единственное, что успокаивало Китнисс, так это то, что все эти праздники помогали жителям Двенадцатого. Как больно не было спать, как бы противно не было позировать перед камерой, смотреть на радостных и сытых детишек, бегающих с конфетами в руках, было настоящей отрадой. И только ради этого Китнисс старалась терпеть.
В это воскресение её снова ожидала очередная пытка от Капитолия — интервью, где нужно было первый раз воодушевленно рассказать о своём таланте. Публика и журналисты очень любили этот момент и с нетерпением ждали, что же им покажут любимцы Китнисс и Пит. Словно все Голодные игры были задуманы лишь для того, чтобы их победители, в конечном счете, блеснули своими умениями. Но особых талантов у Китнисс не нашлось: про охоту она говорить не смела, а петь не собиралась ни в какую (Эффи долго пыталась её убедить, уверяя, что её голос станет "бомбой") — и Хеймитчу в очередной раз пришлось придумывать, как выкручиваться. Ни кулинария, ни букетики, ни несчастная флейта положение не спасли, и им в очередной раз пришлось прибегнуть к помощи Цинны. Его идея о моделировании одежды показалась Китнисс меньшей из зол, и хотя бы позволяла чаще общаться с дизайнером и другом. Вообще-то Эвердин не считала честным, что Цинна будет жертвовать своими потрясающими идеями ради неё, но он убедительно заявил, что так его костюмы получать ещё большую известность, а это самое главное. И теперь Китнисс всё утро тренировалась, что говорить, как говорить, и пыталась хотя бы немного вникнуть в суть своего нового таланта, пока подготовительная команда снова мучилась над её внешностью, пытаясь сделать влюбленного лебедя из гадкого утенка, которому ничего не нужно.
— Тебе ведь нравятся мои наряды?
Китнисс удивленно присвистнула.
— Шутишь? Они потрясающие! Я бы никогда не смогла придумать ничего подобного.
— Тебе и не нужно. Просто вспоминай, что ты чувствуешь, когда надеваешь мою одежду, и рассказывай об этом, только так, будто ты сама создала её. У тебя все получится.
Скептически изогнув бровь, Китнисс помотала головой. Моделирование одежды и она просто несовместимы, как бы ни нравились ей творения Цинны. Даже сложно представить что-то подобное. Вот Прим, возможно, могла бы, она уже проявила себя и в кулинарии, и создание букетов и в игре на флейте — во всем, что так и не удалось самой Китнисс. И как теперь сыграть всё это?
"Также как играла любовь, солнышко".
От этой мысли стало гадко. И почему её совесть вдруг обзавелась голосом Хеймитча? Китнисс постаралась не думать об этом.
— Думаешь, они поверят в то, что я способна создать что-то подобное?
Цинна усмехнулся.
— Эй, разве тебя не обучает самый лучший дизайнер на свете? К тому же ты любимица публики, они поверят каждому твоему слову. Просто будь милой и убедительной.
Милой и убедительной. Китнисс уже терпеть не могла эти два слова. Милой и убедительной — и всем всё равно, что она не такая. Всем всё равно, что на самом деле она не знает, что в действительности чувствует к Питу, всем всё равно, что она погрязла во всём в этом и не может даже в лес выбраться, где Гейл ждет её уже не первый день. Главное, что она милая и убедительная.
— Я знаю, что тебе сложно, — Цинна аккуратно приколол её сойку-пересмещницу к кофте, которую он специально создал для этого интервью. — Но мы справимся с этим.
Уверенности в этом у Китнисс не было. Конечно, она была обязана справиться, но сказать проще, чем сделать. В этом момент в комнату вошла мама.
— Не хочу вас отвлекать, но там пришел Гейл.
Китнисс стремительно повернулась и удивленно посмотрела на мать.
— Гейл?
Она не думала, что он сможет сделать это — придти в её новый дом. Китнисс не знала, как он реагирует на все последние события, у них не было никакой возможности поговорить об этом, но она почему-то была уверена в том, что ему всё это не нравилось. И он явно не испытывал желания находится в её новом доме. Он даже ни на какие празднества не ходил, один раз посетил одно и с тех пор нигде не появлялся, хотя Хейзел и остальных её детишек Китнисс видела и не раз.
Ему ведь действительно могли не нравиться все эти поцелуи Китнисс и Пита.
— Да. Иди, он ждет тебя снаружи. Только помни про время.
Китнисс немедля пошла к нему. Ей не хватало его. Со всеми другими, кто ей дорог, она уже успела побыть, но не с ним. Капитолий как будто нарочно устраивал всё это лишь не дать им встретиться. А Китнисс скучала. И по своему другу, с которым прежде была неразлучна и по охоте, по лесу, в котором она когда-то была свободна.
Гейл ждал её на крыльце. Он хмуро рассматривал её новый дом, сложив руки на груди. Китнисс на секунду замерла, поймав себя на мысли, что уже слишком давно не наблюдала за ним.
— Привет, — она неловко замялась у двери. — Прости.
Предполагалось, что в этом воскресение она выйдет охотиться вместе с ним. И она действительно этого хотела, очень сильно хотела, но интервью и Капитолий вновь разрушило все её планы. Гейл, вероятно, злился, и Китнисс не стала бы осуждать его за это. С работой в шахтах у него почти не было времени, лишь один день в неделю, а она в этот день даже час не могла выделить на лучшего друга.
— Привет, Кискисс, — он слегка улыбнулся ей. — Значит, ты в дизайнеры подалась?
Очевидно, мама успела ему что-то рассказать. Китнисс неожиданно для себя рассмеялась. Только когда Гейл произнес это, до неё дошла вся абсурдность этого якобы её таланта. Она и платья! Да уж.
— Подожди, я ещё создам какой-нибудь супермодный хит из кроличьей шкуры, будешь потом шутить!
— Только не заставляй меня в нём ходить, ладно?
Гейл наконец протянул к ней руки, и Китнисс не раздумывая приняла его объятья. Она чувствовала себя слишком виноватой и слишком разбитой оттого, что не могла с ним нормально встретиться и поговорить, постоянно обещая, но никогда не выполняя свои обещания. И сейчас, вдыхая родной запах леса — его запах, она ощущала, как тяжелый камень в груди превращается в легкое перышко.
Но Гейл слишком быстро отпустил её.
— Как охота? — Китнисс едва смогла сдержать своё разочарование.
— Средне. Я только привыкаю к отсутствию напарника. Это совсем непросто.
Она почувствовала, какое за этой шуткой скрывалось его разочарование, и нахмурилась от бессилия. Кто же знал, что Голодные игры никогда не заканчиваются ареной?
— Ты же знаешь, что я приду как только смогу. Обязательно. Я очень постараюсь на следующей неделе. Ты же знаешь, как я этого хочу!
Он должен был знать. Только Гейл и мог знать, как эти вылазки в лес важны для неё. Но взгляд серых глаз был слишком недоверчивым и усталым. Китнисс испугалась, что он больше не станет её ждать. И она бы не стала его в этом винить. После всей этой истории с Питом, он вполне мог даже возненавидеть её. Но произнес Гейл другое.
— Конечно, знаю, Кискисс. К тому же, если бы не шахты...
Да. Если бы не шахты... Китнисс не представляла себе, как он справлялся со своей новой работой. Это должно было быть просто ужасным для него. Гейл всегда любил свободу и свежий воздух, замкнутые и темные шахты, должно быть, сводили его с ума. Но Эвердин не смела спрашивать своего друга об этом. Как он не смел спрашивать её о Голодных играх.
Им так о многом нужно было поговорить, а ещё больше им нужно было просто провести вместе немного времени. Гейл тяжело вздохнул.
— Я кое-что хотел сказать тебе.
Китнисс замерла, ожидая продолжения. Сердце неприятно сжалось. Что он хотел сказать? Гейл сделал шаг в её сторону. Но он не успел ничего произнести, потому что её мама вышла на крыльцо.
— Простите, — она явно чувствовала себя виноватой. — Китнисс, тебе пора. Эффи уже сходить с ума со своим расписанием, журналисты будут с минуты на минуту.
Будут журналисты, будет и Пит. Китнисс как-то слишком отрешенно подумала об этом. Гейл выгладил явно раздосадованным. Ещё немного и в его глазах вспыхнет злость.
— Извини, — в её голосе почти звучало отчаянье.
Хоторн неопределенно пожал плечами и устало прикрыл глаза, словно обдумывая, что ему теперь со всем этим делать. Китнисс очень боялась, что он просто пошлёт её куда-нибудь далеко-далеко.
— Ничего. Встретимся в лесу, — он развернулся и ступил на первую ступеньку, даже не взглянув на Китнисс. — До свидания, миссис Эвердин.
Китнисс проводила его грустным взглядом, ей хотелось бы его остановить, но она не смела. Она не хотела его задерживать, иначе он мог бы столкнулся с Питом. Она вообще не хотела, чтобы эти двое встречались.
Возвращаясь домой, Китнисс наградила мать злобным взглядом. Та с сожалением покачала головой.
В доме уже началась суматоха. Эффи безумно бегала туда-сюда, раздавая всем какие-то указания. Заметив Китнисс, она принялась причитать, что у них сегодня нет времени на всякие встречи и разговоры. Хм, а когда у них это время бывает? Китнисс едва сдержалась, чтобы не сказать чего-нибудь грубого. Другие тоже не находились без дела, заканчивая последние приготовления, один лишь Хеймитч сидел в кресле и потирал правой рукой свою голову. Вопли Эффи и вся эта суматоха причиняли ему физическую боль каждый раз, когда он был в похмелье. То есть всегда. И если Китнисс мечтала выбраться в лес и побыть немножко на природе, то он мечтал закрыться со своей бутылкой в своем доме и никому никогда не открывать дверь. Но они оба, не смотря на свои желания, все ещё играли в игры Капитолия.
Подойдя к Китнисс, Цинна внимательно посмотрел в её глаза и спросил, всё ли в порядке? Затем он дал ей последние указания и вручил в руки небольшую стопку листков — эскизы, которые она якобы набросала на досуге.
В этот момент в дом вошел Пит.
Мурашки пробежали по коже, стоило Китнисс увидеть его, одетого и полностью готового к интервью. В горле застрял противный ком. Она поспешно отвернулась и сделала вид, будто крайне заинтересована "собственными" эскизами. Цинна наверняка заметил, как нервно и неаккуратно она переворачивала листы с его произведениями искусства, просматривая их уже не по первому кругу, но не стал ничего говорить, проявляя невиданную деликатность.
Пит сам подошёл к ней. Даже не поворачиваясь, она почувствовала его присутствие у себя за спиной. Тошнота подкралась к горлу.
— Значит, одежда. Я думал, что это всё-таки будет пение, — сухо произнес он, глядя через плечо Китнисс на эскизы.
— Я бы не стала петь ради Капитолия, — ответила она чужим голосом.
Гейл в отличие от Пита понимал бы это.
Мелларк лишь хмыкнул.
— Ясно. Что ж, моя невеста — будущий дизайнер. Я запомню это, — в спокойном голосе слышались стальные нотки. Пит без спроса взял Китнисс за руку и ухмыльнулся. — Снова вместе, да, солнышко?
Это издёвка больно задела Китнисс, она со злостью вырвала свою руку, испепеляюще посмотрела на Пита и буквально отскочила от него. Ей было гадко от его слов и действий, но отвращение она испытывала только к себе. "В конце концов, Китнисс, кто виноват в том, что Пит тебя ненавидит?" Она посмела использовать его чувства, и нет ничего удивительно в том, что он теперь так поступает.
Но ей всё равно было обидно. Что она могла сделать? Она не виновата в том, что не знает, что чувствует к нему. В последнее время всё было таким запутанным. Глядя в очередной раз на эскиз эффектного женственного платья с потрясающим воротником, Китнисс думала лишь о том, как один-единственный день, какая-то Жатва полностью изменили её жизнь. И она совершенно не знала, что теперь со всем этим делать.
Бета: Кагами:
Дата публикации: 4 августа 2011.
Возрастной рейтинг: PG-13 (+14).
К оглавлению и шапке фанфика
Пока бьются сердца
Глава 1. Начало?
Примерно через две недели, после того как Китнисс и Пит вернулись в свой родной Двенадцатый дистрикт, в теплый воскресный день бывшему городскому сыну пекаря, а ныне Победителю Голодных игр Питу Мелларку повезло — ему выпали драгоценные свободные часы в его новом совершенно безумном ритме жизни. Сегодня в первой половине дня он, в отличие от своей напарницы, был освобожден от надоедливых фотосессий, интервью и празднований. И это несказанно радовало: за всё прошедшее время с момента возвращения он только и делал, что поддерживал народную веру в двух горячих возлюбленных. А это ужасно выматывало. Если честно, то Пит уже начинал жалеть о том, что в своё время признался всему Панему в своих чувствах. Результат, конечно, был бы другой, зато сейчас не пришлось бы обнимать и целовать любимую девушку, понимая, что на самом деле она предпочла бы оказаться где угодно, только не в твоих объятиях. Это ведь все равно что использовать насилие — результат был бы тот же. И так изо дня в день, с одной вечеринки на другую, то перед одним объективом, то перед другим, и все умудряются лепетать о том, какая красивая пара стоит перед ними. Тьфу.
читать дальшеНо как бы там не было, сегодня Пит действительно чувствовал себя свободным. Он впервые смог встретиться с друзьями в обычной обстановке, и даже сумел почувствовать, будто что-то из его прошлой жизни может остаться неизменным.
Они находились в стареньком магазине портного мистера Джексона. Этот человек вместе со своей семьей одевал, по крайней мере, половину городских семей, не смотря на то, что его магазин был больше похож на сувенирную лавку — столь много тут стояло ветхих предметов интерьера, шкатулок, статуэток, картин, и всё, как правило, покрыто небольшим слоем пыли. Когда-то Питу казалось, что здесь находится настоящая сокровищница, но это было до Капитолия с его красотой и роскошью. Теперь это помещение было местом трепетных воспоминаний, убежищем, где можно спрятаться и сделать вид, что ничего не происходит.
Сын мистера Джексона, Алек, был одним из близких приятелей Мелларка. Когда-то в прошлой жизни они вместе бегали по городским улицам, придумывали всякие игры и хулиганства, готовились к школьным соревнованиям и даже помогали друг другу, если кого-то родители слишком сильно загружали работой. И вот сегодня, как в старые времена, Пит снова помогал Алеку, застрявшему за прилавком. Вместе с ними был Оуэн — старший брат Пита, тот, который уже слишком взрослый, чтобы участвовать в Жатве. Впрочем, даже если бы возраст позволял ему, он бы никогда не вызывался добровольцем, чтобы прикрыть спину брата. Вероятно, во многом из-за своей девушки. Она — старшая сестра Алека и причина Оэуна застревать по воскресениям в магазине Джексона.
Втроем они обслуживали редких посетителей, но в основном шутили друг над другом и разговаривали на всякие отвлеченные темы. Оуэну и Алеку хватало такта не говорить о Голодных играх и обо всём, что с ними связано, в том числе и о Китнисс, а Пит почти искренне смеялся над забавными историями, выслушивал последние новости и улыбался, когда Алек и Оуэн как всегда начинали ссориться из-за всякой ерунды и делить Дон. Это был хороший день, но он просто не мог быть совершенно свободным. Не после того, что случилось за последние месяцы.
В какой-то момент дверь магазина заскрипела, кто-то вошел, и Оуэн резко выпрямился, нахмурившись. Он слегка кивнул брату, тем самым советуя тому повернуться. Пит не прочитал в его глазах ничего хорошего и, прежде чем обернуться, подумал, что, вероятно, новый посетитель — это Китнисс, каким-то образом забредшая сюда. Но это была не она.
Что ж, в конце концов, это должно было случиться, и Пит это прекрасно понимал. Даже если Гейл Хоторн почти никогда не посещал всякие празднества и был очень занят у себя в Шахтах, когда-нибудь они все равно бы столкнулись у дверей пекарни или того хуже в Деревне Победителей, куда бы Гейл пришел навестить Китнисс. Этот дистрикт был слишком мал для того, чтобы слишком долго разводить этих двоих по разным углам.
Взгляд Пита тут же упал на мясо в руках посетителя. Конечно, Гейл охотился и пришел сюда для того, чтобы продать или обменять свою добычу. Мелларк знал, что хотя мистер Джексон не был таким уж постоянным "клиентом", он иногда позволял себе брать у охотников что-то, чтобы не тратиться в мясной лавке. В конце концов, экономия также была присуща и городским, что бы там не говорили по этому поводу люди из Шлака. Но сегодня Гейл просчитался, потому что хозяина магазина здесь не было, а Алек, даже если бы у него была такая возможность, чисто из вредности не стал бы ничего брать. Городские не любят этих крутых парней из Шлака, особенно тех, кто перелезает через забор.
В этой напряженной паузе, повисшей в магазине, Пит не знал, как реагировать на встречу с Хоторном, но не без удовольствия отметил, что и в это воскресенье Китнисс не было на охоте. Хоть ему и претили подобные мысли, он всё же чувствовал себя спокойнее, зная, что Китнисс и Гейл не проводят много времени наедине. В конце концов, он действительно думал, что между ними что-то есть.
— Привет, — поздоровался Пит. Он пытался быть дружелюбным.
Китнисс — это Китнисс, но он не может злиться на человека просто за то, что тот — её старый друг. И хотя Мелларк, конечно, злился и ревновал, он не хотел сразу же делать из Гейла своего врага. Он не имел на это право.
— Здравствуй, — Гейл не пытался быть дружелюбным, но тоже говорил без ярой враждебности.
Они никогда раньше не разговаривали, да и причин собственно не было. Они бы и сейчас не заговорили, будь это их воля. Но теперь вот приходится, и вероятно не в последний раз. Ничего не сделаешь с тем, что Китнисс слишком многое значит для обоих. Им придется вытворять всё это.
Очередной фарс Голодных игр.
— Ладно, — Гейл повернулся к Алеку, — передай отцу, что я заходил.
Алек демонстративно промолчал.
Вновь нажал на ручку двери, Гейл немного неуверенно кивнул Питу, тот кивнул в ответ. Когда за Хоторном захлопнулась дверь, все переглянулись и вздохнули с облегчением.
— Что это было? — Оуэн неодобрительно покачал головой.
— Без понятия.
Пит действительно перестал понимать, что это сейчас происходит, и как из всего этого выбираться. Он только знал, что эта встреча была началом его мучений.
***
Хотя, конечно, на самом деле началось все намного раньше. Эта древняя история, но её пик приходится на тот день, когда никто не собирался умирать. День, который Пит помнил очень хорошо.
В ту Жатву он проснулся слишком рано и очень долго лежал в постели, уговаривая себя ещё поспать. Но беспокойство мешало погрузиться в сон, и в итоге Пит бесполезно пялился в белый потолок, нагоняя на себя ещё больше страхов. Он представлял себе, как его имя вытаскивают из огромного шара, как он едет в Капитолий, и как его убивают в первые секунды Голодных игр. Самое паршивое во всей Жатве — это ожидание, от него и свихнуться недолго. Вероятно, когда ты точно знаешь, что ты трибут, это все равно переживается лучше, чем последние секунды перед тем, как Эффи Бряк назовет чье-то имя, возможно, твое. И чтобы не усиливать эти мучения, как только в окно стали пробиваться первые лучи солнца, Пит потихоньку начал вставать с кровати и одеваться.
— Уже встаешь?
Оказывается "сова" Сэм тоже не мог спать в такой день. Наоборот, он лежал бледный в своей кровати и даже не пытался скрыть, насколько испуган. В этом году его последняя Жатва, а это значит, его имя впишут максимальное количество раз — семь. В понятиях Сэма семь листочков с его имением приравнивает его почти к смертникам. И он, похоже, уверен в том, что отправится в Капитолий.
— Что, ты уже собрался везти мне подарок из Капитолия?
Смешок Сэма получился каким-то слишком громким и нервным. Вообще-то Пит не мог серьезно воспринимать страхи брата. Возможно, ему бы тоже семь казалось большим числом, но его больше волновала другая цифра — двадцать. Её имя будет на стольких листочках.
— Размечтался, буду я ещё на тебя тратиться, — Сэм все-таки улыбнулся.
— Эй, вы оба, заткнитесь и ложитесь спать, иначе даже до Жатвы не доживете!
Оуэну больше не придется рисковать на Жатве, но он тоже волновался. В обычные дни этого парня не разбудить даже пушечным выстрелом, но не сегодня. Дон тоже запишут семь раз.
Пит ещё какое-то время провел в полной тишине, в комнате, где каждому есть за кого беспокоиться, а затем все-таки решил спуститься вниз. Сэм последовал его примеру. В такое время сидеть без дела невыносимо, хотя и дел особо нет. В День Жатвы пекарня почти не работает, только один утренний час, и отец сам справлялся со всем. Он считал, что в такой день его сыновья не должны трудиться, но Пит не был с ним согласен. Официальный праздник и почти нерабочий день — это не щедрость Капитолия, это ещё один способ пытки. Вы не будете думать в такой день ни о чем, кроме Голодных игр, смиритесь.
Внизу находился только отец, который уже занимался своим делом. Мать, как всегда, спила. Она всегда спила в такие дни и складывалось впечатление, что ей все равно. Пит бы так и думал, если бы не помнил, что каждый раз после Жатвы она обнимает своих сыновей с искренним облегчением.
— Если вам нечем заняться, то можете принести мне пару мешков с мукой, — отец улыбнулся, увидев сыновей. — А затем позавтракаем.
Пит согласно кивнул, а Сэм лишь пожал плечами. Лучше уж таскать тяжелые мешки, чем пялиться в потолок, представляя невесть что. Хотя мешки на самом деле тяжелые и тащить их с заднего двора не такое уж удовольствие. Сэм этого терпеть не может, хотя Сэм вообще не пекарь. Но он любимчик матери, и горелый хлеб сходил ему с рук чаще, чем остальным. Ему вообще-то больше нравилось заниматься животными, теми же свиньями. И он заодно успел их покормить, прежде чем взять свой мешок.
— Ты же будешь о них заботиться? — Такая сентиментальность не совсем в духе Сэма. Похоже он был абсолютно убежден, что поедет в Капитолий.
Пит неодобрительно покачал головой.
— Прости, но свиньи — это не моё. Могу только хлеб вместо тебя портить, — Сэм даже не улыбнулся. — Слушай, заканчивай с этим, некоторых детей из Шлака записывают семь раз с одиннадцати лет!
— Дело не в этом, у меня плохое предчувствие.
— Это ты накрутил себя. Послушай, сегодня вечером ты вернешься домой, я обещаю тебе это. Просто поверь и прекрати сходить с ума.
Сэм явно в это не верил и ещё больше побледнел, но все-таки согласно кивнул. Пита всё это начинало немножко злить, в конце концов, Сэм не единственный, кто рисковал в эту Жатву. И самому Питу тоже хотелось, чтобы и в него кто-то вселил уверенность.
Когда они вдвоем занесли мешки в дом, отца там уже не было, видимо, он вышел к покупателю. Сэм пошел проверить, а Пит достал буханку, предназначенную для них, и аккуратно принялся разрезать её. Этот хлеб был намного лучше того, который они пекли обычно — в День Жатвы хотя бы еда должна радовать. Хотя не всем удается это оценить. Пит до сих пор помнил, как в день своей первой Жатвы Сэма вывернуло наизнанку прямо за столом. Следующих два года он просто отказывался завтракать.
Пита благо Жатва так сильно не пугала, и он мог наслаждаться вкусным завтраком, особенно в такой тишине. В их доме она выпадала не каждый день. Мать, которая обычно вставала с самого утра, не давала спокойно поесть, ибо стоило войти на кухню, как ты тут же получал какие-то указания по выполнению крайне срочных дел. Приходилось слишком быстро проглатывать свою порцию и бежать выполнять их.
Но тишина была разрушена, когда братья Пита вошли на кухню почти одновременно. Оуэн, правда, сразу отказался от завтрака и быстро исчез за дверью, ведущей на улицу. Пит прекрасно понимал его желание поскорее увидеть Дон. Но вот Сэм остался, он не без удовольствия сел на свой стул и отхлебнул из кружки.
— Это Гейл Хоторн, — наконец, сообщил он.
Конечно, Гейл Хоторн. С кем же ещё отец мог так долго торговаться?
Быстро доев свою еду, Пит потянулся к кружке, желая поскорее закончить завтрак.
— Можешь не торопиться. Он один.
Не ответить на этот насмешливый тон было очень сложно. Чёртов Сэм! Питу очень не нравилось, что кто-то знает его тайну. Даже если этот кто-то — родной брат. Но он лишь пожал плечами, не желая вестись на эти уловки. Увы, братец явно не собирался останавливаться.
— Полагаю, он хотел порадовать этим хлебом её, Китнисс.
Сказав это, Сэм слишком внимательно посмотрел на Пита, отчего у того скрутило живот. Что же поделать, если Сэм такой догадливый? Он и о Дон узнал первым. Но можно было бы хотя бы не издеваться.
— Мне кажется, что они родственники. Он её двоюрный брат, я думаю.
— Ну, конечно, а я думаю, что он Цезарь Фликермен. И это, разумеется, тоже правда.
— Ой, заткнись, остряк! — огрызнулся Пит. Он резко встал из-за стола, не желая продолжать испорченный завтрак и этот разговор. К тому же нужно было идти готовиться к Жатве, это обязательно. Очевидно, Капитолию не нужны были трибуты одетые в рабочую одежду, испачканную мукой. Поэтому все наряжаются.
Едва Пит вышел из кухни, как столкнулся с матерью. Она уже была одета. Красивое платье, явно из её молодости, прическа, макияж. Она всегда старалась хорошо одеваться, но не так, как в Дни Жатвы. Пит иногда задавался вопросом: если она сейчас так старается, то что же она делала раньше, когда сама рисковала стать трибутом? Говорят, тогда она была настоящей красавицей.
Миссис Мелларк натянуто улыбнулась, заметив сына, и даже неловко похлопала его по плечу в знак поддержки.
— Где твой брат?
Пит пожал плечами. Даже зная, где Сэм, он не собирался сообщать ей об этом. В их доме существовало негласное правило — не сдавать друг друга матери, чего бы она не хотела. Будь это новое задание или подготовка к Жатве.
— Хорошо, тогда прими ванную первым.
Пит кивнул, все равно делать было нечего, а с подачи матери подготовка могла бы занять много времени. Так что лучше не откладывать. Да и это должно было помочь не думать о словах брата. Ведь если Гейл Хоторн действительно не являлся родственником Китнисс, то у Пита просто не было никаких шансов. Если он вообще когда-нибудь решился бы с ней заговорить.
За делом: отмывкой и переодеванием в совершенно новые костюмы, сшитые мистером Джексоном по заказу матери — время действительно пролетело значительно быстрее, и ближе к часу парни уже собирались двигаться к площади. Бледное лицо Сэма пошло зелеными пятнами, и Пит всерьез боялся, как бы брат не грохнулся в обморок. Это же надо было так себя накрутить! Но, в общем-то, Сэм старался держаться и двигался вполне уверенно, так что кроме цвета лица ничто его не выдавало. Отец пожелал мальчикам удачи, а мать лишь попыталась улыбнуться.
На улице к братьям присоединились Оуэн и Дон. Белокурая дочь портного была одета в очень красивое белое платье, которому могли бы позавидовать многие девушки Двенадцатого. Она смеялась над шутками старшего брата Пита и, казалось, совсем не волновалась. Хотя сам Оуэн явно не был спокоен, он как всегда шутил, но в глубине его глаз затаилось напряжение. И Пит прекрасно понимал его.
Время медленно приближалось к двум, и детей на площади уже начинали строить перед сценой рядом с Домом Правосудия. По возрасту, по статусу. Городских с городскими, Шлак отдельно. Даже в такой момент Капитолий подогревал вражду между ними.
— Ладно, удачи вам! — Дон коротко поцеловала Оуэна в щеку и ободряюще помахала Питу с Сэмом. — Эй, Сэм, не вешай нос.
Подмигнув, она уверенным шагом направилась в колонку с девочками её возраста, которые тут же принялись расхваливать её новенький наряд. Оуэн проводил Дон долгим взглядом.
— Да, парни, удачи, — тяжело вздохнув, произнёс он, последний раз кивая Питу с Сэмом, и пошёл в сторону к зрителям. Хорошо ему. Пит бы тоже с радостью покинул центр площади. Но, увы, ему предстоит пройти через это ещё не один раз.
Сэм и Пит обменялись рукопожатием, и Сэм тоже отошёл в свою линию, оставляя брата в одиночестве. Людей на площади все ещё было не очень много, меньше половины, и Пит от скуки лениво рассматривал остальных претендентов. Здесь было слишком много знакомых, и от этого факта настроение становилось ещё более паршивым. Кто-то всё равно уедет в Капитолий, от кого-то удача сегодня отвернется. И кто бы ни был выбран, сложно даже представить, что этот человек сможет победить. Дистрикт Двенадцать давно перестал верить в чудо, если он вообще в него когда-то верил. Два победителя за семьдесят три года. Чтобы там не говорила Эффи Бряк каждый год, удачей здесь и не пахнет.
В какой-то момент глаза Пита сами нашли её. Китнисс, одетая в красивое голубое платье, стояла в своей линии. Она очень красива, и это самый удивительный момент во всей Жатве — заметить её, такую нарядную. Обычно она так не одеваться. Обычно никто так не одевается. Но только от возможности видеть её такой на лице возникала улыбка. Китнисс, конечно, не замечала, что Пит на неё смотрит. Она этого никогда не замечала. Как он не замечал, что смотрит на неё уже слишком долго.
Площадь постепенно заполнилась людьми и мэр, наконец, вышел на сцену со своей речью. Всё то же, что и каждый год. Как будто одного мучения с выбором трибутов мало, нужно ещё слушать одни и те же скучные речи. А напряжение в толпе всё нарастало, Пит чувствовал, как его ровесники переступают с ноги на ногу, гнут пальцы и нервно вздыхают. Многие хотели бы, чтобы трибутов выбрали как можно скорее. Всё равно перед смертью не надышишься, только нервные клетки убьешь. Лишь когда пришло время выхода Хеймитча, они слегка успокоились, у многих на лицах появились улыбки. Ментор трибутов как всегда был пьян и чуть не упал, залезая на сцену. Его невразумительная речь и попытки схватить Эффи Бряк за задницу явно разрядили обстановку, многие начали смеяться и перекидываться шуточками. Мэр и Эффи покраснели от стыда, а вот Пит готов был благодарить Хеймитча за то, что тот внес немного забавы в Жатву.
Наконец, пришло время тянуть жребий. Кажется, теперь все резко захотели ещё немного потянуть время. Так всегда. Пит глубоко вздохнул, сначала девушки. В голове сама по себе билась незваная мысль: "Только бы не Китнисс". А ведь её имя написано на двадцати листочках! Двадцать — это действительно плохой расклад. Это слишком много, особенно для девушки. Какая бы там не была ситуация в Шлаке, тессеры обычно берут парни. Среди девушек таким количеством вписок обладают немногие. Пит сжал кулаки. Нет, она ни за что не попадет в Капитолий. Это же Китнисс, она просто не может!
Но вот листочек выбрали, Эффи снова подошла к кафедре, бодро улыбнулась и принялась разворачивать его.
— Примроуз Эвердин, — произнесла она, и Пит в первую секунду растерялся. Нет, это не Китнисс, но все равно что-то не так. Только потом он начинал медленно понимать. Эвердин. Примроуз. Прим. Её сестра. Та белокурая малышка, которую так многие любят в Двенадцатом, Пит считал, что ей ещё не было двенадцати. Да она и мухи не обидит, как её вообще можно отправлять на Голодные игры?
Пит задохнулся от возмущения, глядя на то, как храбрая девочка, сжав кулаки, двигалась к сцене. Резкий крик Китнисс едва не разорвал сердце Мелларка, он даже подумать не мог, что она может так кричать. Он мог лишь отдаленно представлять себе, что она сейчас чувствует, но он не успел даже понять, что происходит, как Китнисс подскочила к своей сестре, почти грубо оттолкнула её от сцены и закричала, что хочет участвовать в играх.
— Есть доброволец! — твердила она, как молитву, словно боялась, что её не услышат. Но её слышали. На сцене все недоуменно переглянулись. Такое поведение застало их врасплох — в Двенадцатом так давно не было добровольцев.
Пит же стоял как громом пораженный, и с его губ само по себе сорвалось слишком громкое "нет". Кажется, несколько парней в его линии обернулось, он даже видел недоуменный взгляд Алека.
Наконец, Китнисс пригласили на сцену, но Прим слишком сильно вцепилась в неё и не отпускала. Пит понимал, что будь его воля, он бы также держал её, не позволяя даже шага сделать к сцене. Но Гейл стремительно оказался рядом с сестрами и оттащил Прим. Как он только был способен на это?
Следующие минуты показались сном. Хеймитч что-то несвязно говорил, Двенадцатый выражал уважение, но Пит никак не мог поверить, что Китнисс, именно Китнисс, его Китнисс, попадет на Голодные игры. И он испытывал самое противное ощущение на свете — беспомощность. Он не мог сделать ничего. Он больше не мог сжечь хлеб и отдать его ей. Он даже не имел право навестить её, она ведь наверняка даже не помнила его.
Но вот наступил другой важный момент — выборы трибута-парня. Пит едва успел подумать, что хуже уже ничего быть не может, как Эффи произнесла имя.
— Пит Мелларк.
Что?
Судьба не могла так издеваться. Просто не имела право. Она не могла засунуть Пита Мелларка и Китнисс Эвердин вместе на Голодные игры. Так не бывает. Но...
Пораженный ужасом, Пит как в забытье шагал к сцене, пытаясь осознать, что же сейчас происходит. Ему придется участвовать в Голодных играх, он умрет. Он уже никогда не будет шутить с Оуэном, спорить с Сэмом, никогда не будет скрываться от матери, никогда не поздоровается с Китнисс в школе. Он упустил все свои шансы. Сегодня удача оставила его сторону. Наконец, на ватных ногах он поднялся. Китнисс бросила на него слишком настороженный взгляд, а Пит впервые посмотрел ей прямо в глаза. Эффи спросила, нет ли добровольцев, но никто не откликнулся. Неудивительно. Пит видел Сэма в толпе, тот в буквальном смысле хватался руками за голову, но вызваться даже не пытается. Оно и понятно. Пит не обижался на него за это.
Мэр начал читать долгий и нудный договор. Но минуты спокойствия позволили Питу взять себя в руки. Что ж… Он трибут и он едет в Капитолий, одна из его соперников — Китнисс. Может быть не все так плохо? Хоть он и боится, хоть он и не хочет умирать, по крайней мере, он больше не беспомощный, он может что-то сделать. Он может помочь ей победить. Они, наконец, узнают друг друга. Когда текст закончился, Пит первым протянул руку Китнисс, пытаясь вложить в это рукопожатие всю надежду.
И ведь, в конце концов, именно эта надежда сбудется.
***
А вот чьи-то надежды не сбудутся уже никогда. Как ни сбудутся надежды Гейла Хоторна, только что хлопнувшего дверью своего дома.
Последнее время всё его злило. Ежедневная ненавистная работа в ужасающих шахтах, невозможность нормально охотиться, все эти празднования в Двенадцатом дистрикте, не позволяющие ему нормально встретиться с Китнисс и постоянно напоминающие о том, о чём он и знать не хотел, этот сын пекаря. Почему в какой-то момент жизнь Гейла так изменилась? Ведь ещё совсем недавно они вместе с Китнисс охотились, были счастливы и даже не подозревали о существовании этого Пита Мелларка. А теперь вот оно как. Паршиво. Даже вылазки на охоту не спасали от дурного настроения. В одиночестве в лесу сосредоточиться нормально не получалось, в мозгу так и билась мысль, а что если в этот самый момент Китнисс снова изображает из себя влюбленную и обнимается с этим Питом?
Гейл в ярости швырнул на пол сумку со своей добычей и едва не врезал кулаком по стене, вовремя заметив, что за ним наблюдают удивленные глазки Пози. Девочка стояла в дверях, прижимая к себе истрепанного плюшевого мишку, у которого все нитки повылезали наружу, и с интересом наблюдала за братом. Гейл тут же оттаял, взял себя в руки и улыбнулся сестрёнке.
— Ты вернулся? Я скучала! — она кинулась к нему, протягивая крохотные ручонки.
Гейл легко подхватил девочку и закружился с ней, заставляя Пози весело хохотать.
— Конечно, красавица, я вернулся. Надеюсь, ты хорошо себя вела.
— Она вела себя хорошо, — в коридор вышла Хейзел, мать Гейла. Она улыбнулась дочери, которая заливалась счастливым смехом, но внимательно посмотрела на сына и валяющуюся на полу сумку. Она, конечно же, сразу поняла, что всё это означает и озабоченно вздохнула, забирая Пози из рук Гейла. Поцеловав темноволосую макушку, она поставила малышку на пол. — Беги к Вику, он уже ждет тебя.
Пози тут же весело вскинула ручки и побежала в комнату, оставив своего старшего брата и мать наедине.
Гейл отвернулся, подошел к сумке и взял её с пола, отряхивая. Ему совершенно не нравился этот пристальный взгляд матери, которая слишком многое понимала. У Гейла не было желания что-либо объяснять и о чем-либо говорить. И так всё достало. Он ждал Китнисс с Голодных игр слишком долго, надеялся, что, когда она наконец вернется, они смогут провести много времени вместе, и он о многом сможет ей рассказать. Она вернулась, но к тому времени его вдруг сделали её кузеном (каким-то чёртовым кузеном!), и даже с этим фактом им так и не удалось остаться наедине. Даже нормально поговорить не получилось! Тогда на перроне он едва успел её обнять, прежде чем куча людей буквально вырвали Китнисс из его рук.
— Ты в порядке?
Мать уже задавала этот вопрос таким тоном. После Жатвы, когда Гейл почти целую ночь провел в лесу. И потом, когда Китнисс целовалась с Питом на арене. Теперь вот снова.
— В норме, — отрезал он, направляясь в кухню.
Охота в этот день была не слишком удачной, Гейл постоянно отвлекался, злился, и всё, на что ему приходилось рассчитывать, это работа его ловушек. Благо, они никогда не подводили. Но мясо, хоть и хорошо спасает, это только мясо. Особенно без зерна и масла, которого семья Гейла лишилась из-за отсутствия тессеров. Теперь приходилось вдвое больше выторговывать. О хлебе из пекарни Хоторнам пришлось забыть — оно понятно, Гейл туда ни за что не сунется. Но обходить других клиентов из городских он продолжал. Правда, не был уверен, что его выдержки надолго хватит, если этот Пит будет опять попадаться на глаза. Этого хлебного мальчика, главного Ромео Панема итак слишком много, чтобы сталкиваться с ним ещё и на улицах.
Гейл устало присел на стул. Материнская рука легла на его плечо. Хейзел присела рядом. Она хорошо его понимала, но он давно перестал слушаться её как сын, слишком рано взяв на себя другую, более взрослую роль. Бесполезно было его чему-то учить и давать какие-то наставления, и Хейзел оставалось только осторожно пытаться помочь ему.
— Знаешь, ты мог бы навестить её. Ты ведь ещё ни разу не был в новом доме Китнисс, полагаю, он очень хорош. Думаю, Китнисс очень довольна.
Конечно, она была довольна. Теперь её мать и Прим жили в хорошем доме, в достатке и сытости, о них больше не нужно было беспокоиться так, как раньше. Но Гейл не думал, что Китнисс действительно чувствовала себя свободной в Деревне Победителей. Вряд ли она была счастлива променять свой старый дом на всю эту мишуру. Хотя последнее время Хоторн ни в чем не был уверен.
— У неё вероятно очень много дел, — Гейл прекрасно понимал, что Китнисс не виновата, но не мог никуда деть эту обиду и язвительность в голосе. — Новая жизнь и всё такое.
Хейзел покачала головой.
— Вот именно, бедная девочка связана по рукам и ногам. Ты можешь быть нужным ей, а она даже не сможет сообщить тебе об этом.
Он думал об этом. Вероятно, он хотел в это верить. Ему было бы гораздо легче с осознанием этого факта. Но, к сожалению, Гейл не знал наверняка. Во всех своих интервью Китнисс щебетала о том, как она любит Пита, на всех празднествах она обнималась с ним так, словно действительно была влюблена. И хотя Гейл верил её словам о том, что это всего лишь игра, вера сильно поизматывалась под таким давлением. Китнисс действительно была рада его видеть, но, казалось, она не испытывала особых мук из-за того, что они никак не могут нормально встретиться. Если бы он только был уверен в том, что нужен ей.
Неуверенно качнув плечами, Гейл посмотрел на обеспокоенное лицо матери, и кривовато улыбнулся.
— Кажется, за ней нужен глаз да глаз, верно?
— Конечно, — поддержала его Хейзел.
Мать действительное многое знала о его чувствах к этой девочке. Но вряд ли понимала, как ему паршиво оттого, что сама Китнисс о них ещё не знает. Если бы он тогда не медлил, не думал, если бы не ждал, когда она будет готова, тогда бы сейчас все было по-другому. Ему надо было сделать это сразу, как только он понял. Тогда бы у них было время, тогда бы у них оставалась надежда.
***
Но тогда казалось, что времени у них итак предостаточно. То было уже слишком давно, как будто в другой жизни, в одну из тех зим, которые сейчас уже кажутся абсолютно счастливыми и беззаботными.
Тот день выдался слишком холодным даже по меркам суровой зимы, сильный снегопад тогда обрушился на Двенадцатый дистрикт, а упрямый северный ветер так и обещал превратиться в метель. Но Гейл и Китнисс всё равно вышли охотиться. В тот Новый год они ещё не представляли своей жизни без ежедневных вылазок в лес. И хотя их тела почти сразу продрогли, они все равно довольно долго пытались что-нибудь поймать. Ловушки тут не подводили, и в силках их уже ждала запутавшаяся дичь, но вот именно охотиться получалось гораздо сложнее. Из-за снегопада почти ничего нельзя было разглядеть.
Зимняя тьма начала опускаться, когда Гейл в очередной раз промахнулся. Хотя он и не был уверен, что за деревом действительно кто-то был. Ветер завывал слишком сильно, полностью сбивая с толку — даже если где-то пробежал зверь, услышать его было почти невозможно. Охота в такой день была явно бесполезной и могла принести только грипп. В конце концов, Гейл опустил лук.
— Китнисс, — позвал он, глотая холодный воздух. Замершее тело протестующе содрогнулось.
Дрожа от холода, Гейл аккуратно направился по своим следам в сторону забора, попутно выискивая Китнисс глазами. Она должна была быть где-то рядом, в такую погоду они никогда не отходили друг от друга далеко. Слишком высок был риск. В метель и вдвоем легко потерять дорогу домой, а уж в одиночку. Впрочем, когда-то у Гейла не было выбора, это было ещё до знакомства с маленькой охотницей, в ту зиму, когда умер его отец. Он был гораздо младше, но все равно смело выходил на охоту даже в самую ужасную погоду.
— Китнисс, — Гейл снова позвал её, на сей раз более обеспокоенно. Эвердин нигде не было, хотя и разглядеть-то получалось только ближайший метр.
— Я здесь, — послышался дрожащий голос Китнисс где-то из-за спины.
Через секунду она уже была рядом. Синие потрескавшиеся губы, стучащие зубы и снег в волосах. Гейл покачал головой.
— Скоро стемнеет, надо возвращаться. Продадим что есть, на сегодня хватит, а завтра вернемся.
Китнисс обняла себя руками, растирая плечи, и кивнула, хоть и без особого энтузиазма. Гейл осторожно взял её за руку и повел по своим следам. Вязаные перчатки у обоих насквозь промокли, и Гейл почти не чувствовал собственные пальцы. Холод был слишком суровым, хотелось скорее выбраться в тепло. В Котле можно было согреться и заодно обменять дичь. Туда они и направлялись, после того как с неудовольствием пролезли под холодным забором. Китнисс совсем продрогла, и Гейл заставил её идти быстрее. Нельзя было допустить, чтобы она заболела.
На черном рынке в такую погоду многие пытались согреться, Гейл давно не видел такого ажиотажа. Глядя на то, какая очередь выстроилась к котлу Сальной Сэй, он подумал, что суровые зимы приносят свои плюсы. Гейл улыбнулся этой костлявой женщине и протолкнул к ней все ещё дрожащую Китнисс.
— Вы сумасшедшие, ходить в лес в такую погоду! — укоризненно заявила Сальная Сэй, но тут же наполнила миски супом, попутно отмахиваясь от какого-то пьяницы, который стоял первым в очереди. — Держите, он, кстати, из вашей вчерашней собаки.
— Спасибо, — Китнисс прижала к себе теплую миску.
Они вышли из очереди и направились к заднему двору. Людей там было поменьше и можно было спокойно согреться. Суп Сальной Сэй пах не лучшим образом, но он был горячим, и это тепло приносило удовольствие.
Китнисс присела по-турецки и зачерпнула первую ложку. Она очень мило скривила нос, когда попробовала суп.
— Сегодня не нужно было ходить в лес, — произнесла она.
Присев рядом, Гейл усмехнулся.
— Ты бы все равно не смогла устоять.
Как и он. Лес и охота на тот момент были главными составляющими их жизни. Они совершали вылазки каждый день и не представляли себе другую жизнь.
Гейл попробовал суп. Ну и гадость! Обычная стряпня Сальной Сэй не отличалась изысканным вкусом, но все равно была лучше сегодняшней. Видимо, та дикая собака, которую они случайно подстрелили день назад, была совсем плохой. Но выбора все равно не было, приходилось кушать этот ужасный суп, чтобы согреться, тем более что Гейл действительно проголодался.
Китнисс похоже придерживалась того же мнения. Она упрямо жевала, явно перебарывая себя.
К ним подошел Дарий. Он часто присоединялся к ним у Сальной Сэй. Хоть и миротворец, он был вполне веселым парнем, с которым ещё и сделку хорошую провернуть можно. Гейл никогда не высказывал особенных претензий к нему.
— Удачный день? — спросил Дарий, прислонившись к конюшне, что находилась рядом.
Китнисс и Гейл переглянулись. Им только предстояло заняться продажами и обменом пойманного зверья. Охота — это только полдела, и она не определяет, насколько удачным выдался день.
Дарий ухмыльнулся, глядя на кроликов.
— Хочешь купить? — спросил Гейл, проследив за его взглядом. Дарий часто брал у них именно кроликов.
Миротворец неопределенно пожал плечами и наклонился к Китнисс.
— Возможно, — он схватил кончик её косы и аккуратно пощекотал девичью щечку им. — Китнисс, может быть, ты продашь мне кролика, скажем, за поцелуй?
Китнисс от неожиданности возмущенно поперхнулась, а Гейл удивленно хмыкнул, не сдержавшись. Конечно, от покупателей всяких предложений услышать можно, но поцелуй за кролика — это что-то необычное. На такое даже Сальная Сэй отвлеклась, захохотав.
— Что ж ты всего лишь одно просишь-то, герой?
— Действительно, — на полном серьезе согласился Дарий. — Эй, девочка, ты не знаешь, что теряешь. Мой поцелуй и двух кроликов стоит! Многие девушки отдавали за него гораздо больше!
Он продолжал щекотать лицо Китнисс её собственной косой, но Эвердин недовольно откинула его руку и скептически посмотрела, в её глазах плясали искорки смеха. Гейл поймал себя на мысли, что ему не нравятся сегодняшние шуточки миротворца. Если тот вообще шутил. Выглядел Дарий совершенно нелепо в своей серьезной настойчивости.
— Ну, так что, сделки быть?
— Спасибо, но я лучше откажусь, — Китнисс уже откровенно смеялась вместе с Сальной Сэй. В кое-то веки в Котле случилось что-то столь несуразное.
Нагнувшись к самому уху Китнисс, Дарий что-то прошептал ей и показал пальцем куда-то в сторону, это заставило девушку засмеяться ещё сильнее. Гейл нахмурился. Шутил Дарий или нет, Китнисс не стала бы это проверять. Насколько Хоторн знал её, до сих пор она не сильно интересовалась парнями и поцелуями. Гейл был почти уверен, что её ещё ни разу никто не целовал. Она хорошенькая, но почему-то никому не давала такой возможности. Но если даже Дарий шутил, он вполне мог действительно хотеть поцеловать Китнисс. И, вероятно, не он один. Сколько парней смотрело на неё, пока она этого не замечала? Раньше Гейл ни о чем таком не думал. Его раздражало это предложение Дария и рука миротворца на плече Китнисс.
Поморщившись от вкуса супа, Гейл поймал себя на мысли, что ему бы не понравилось, если бы Китнисс поцеловала Дария. Ему бы вообще не понравилось, если бы она позволяла кому-нибудь себя целовать. За этой мыслью пришла неожиданная другая — а если бы сам Гейл целовал Китнисс?
У Гейла было много девушек: городские неженки, забитые сиротки, тощие девушки из Шлака — он целовал так многих, что всех и не помнил. Но он никогда не хотел целовать Китнисс. Он даже не предполагал возможность этого. Всегда было так: охота и Китнисс отдельно, личная жизнь и сиюминутные удовольствия отдельно. Он просто не смотрел на неё, как на других девушек. А она ведь действительно была хорошенькой. Её сосредоточенный взгляд, когда тетива натянута до предела, её искренняя улыбка в лесу, её глаза, её губы. Гейл знал о ней все, но никогда не задерживал внимание на таких мелочах. Возможно, мальчики в школе действительно заглядываются на неё.
А теперь, когда Китнисс вот так вот неловко смеялась вместе с Сальной Сэй над Дарием, глядя на неё, Гейлу тоже хотелось улыбаться. Она была совершенно удивительной.
— Рыжие — самые смелые мужчины, — гордо продолжал Дарий, указывая на разных девушек. — Видишь, вон та, в зеленом шарфе? Иди и спроси её, если тебе нужны доказательства того, что без моего поцелуя ты просто не проживешь. Она подтвердит мои слова.
Настойчивость миротворца уже серьезно достала Гейла, и хотелось быстрее заткнуть его. Осознание пришло совершено легко. Он не хотел, чтобы Дарий целовал Китнисс, он сам хотел её целовать! И почему он только раньше этого не замечал? Это желание казалось таким естественным и правильным.
Китнисс отмахнулась от Дария, а Сальная Сэй заявила, что он слишком смешон, чтобы с ним хотелось целоваться. Кажется, миротворец обижено ответил ей, что с ней он целоваться и не горит желанием. Он продолжал что-то уверено говорить про девушек, которые благодарили небеса за возможность обладать его губами. Он был просто смешон. Но это, кажется, немного стесняло Китнисс. Ей вряд ли нравилось такое внимание.
Она уверенно поднялась, сообщив, что готова попробовать прожить без поцелуев Дария, и направилась назад к котлу Сальной Сэй, чтобы отдать миску. Миротворец было ринулся за ней, намереваясь продолжить разговор, но Гейл не выдержал и схватил того за руку.
— Эй, заканчивай с этим, — попросил он, но вряд ли в этой просьбе была любезность.
Дарий недоуменно посмотрел на него, а потом пожал плечами, мол, а что такого? Но недовольный взгляд Хоторна был слишком красноречив, и когда Гейл отпустил миротворца, тот уже передумал следовать за Китнисс. Кажется, в последний момент на его лице появилось расстроенное выражение.
Убедившись, что Дарий больше не навязывается, Гейл сам подошел к котлу. Он отдал свою миску Сальной Сэй и не без удовольствия посмотрел на Киснисс. Её щеки немного покраснели — поведение миротворца, определенно, смутило её, и она казалась такой миленькой. Наверное, взгляд Гейла изменился, потому что спустя несколько секунд Китнисс озадаченно спросила, что с ним.
— Всё хорошо.
Он не собирался говорить ей сейчас о своём открытии. Он хотел ещё понаблюдать за ней издалека, он хотел понять, что действительно происходит между ними. И, в конце концов, он хотел, чтобы она сама обо всём догадалась, чтобы она тоже этого хотела. И благо у них было много времени.
Он так думал.
***
К сожалению, не все мечты и мысли исполняются. Реальность — штука слишком суровая, и настигает она неожиданно. Победительница Голодных игр Китнисс Эвердин знала об этом слишком хорошо. С конца шоу прошло уже несколько недель, а она до сих пор ощущала себя так, словно всё ещё находилась на арене. Возвращение домой не принесло ей долгожданного облегчения, даже здесь её никак не хотели оставить в покое. Все эти празднования, фотосъемки, интервью — как будто мало бы той крови и тех жертв! Приходилось ежедневно думать, вспоминать, заново переживать весь тот ужас. Единственное, что успокаивало Китнисс, так это то, что все эти праздники помогали жителям Двенадцатого. Как больно не было спать, как бы противно не было позировать перед камерой, смотреть на радостных и сытых детишек, бегающих с конфетами в руках, было настоящей отрадой. И только ради этого Китнисс старалась терпеть.
В это воскресение её снова ожидала очередная пытка от Капитолия — интервью, где нужно было первый раз воодушевленно рассказать о своём таланте. Публика и журналисты очень любили этот момент и с нетерпением ждали, что же им покажут любимцы Китнисс и Пит. Словно все Голодные игры были задуманы лишь для того, чтобы их победители, в конечном счете, блеснули своими умениями. Но особых талантов у Китнисс не нашлось: про охоту она говорить не смела, а петь не собиралась ни в какую (Эффи долго пыталась её убедить, уверяя, что её голос станет "бомбой") — и Хеймитчу в очередной раз пришлось придумывать, как выкручиваться. Ни кулинария, ни букетики, ни несчастная флейта положение не спасли, и им в очередной раз пришлось прибегнуть к помощи Цинны. Его идея о моделировании одежды показалась Китнисс меньшей из зол, и хотя бы позволяла чаще общаться с дизайнером и другом. Вообще-то Эвердин не считала честным, что Цинна будет жертвовать своими потрясающими идеями ради неё, но он убедительно заявил, что так его костюмы получать ещё большую известность, а это самое главное. И теперь Китнисс всё утро тренировалась, что говорить, как говорить, и пыталась хотя бы немного вникнуть в суть своего нового таланта, пока подготовительная команда снова мучилась над её внешностью, пытаясь сделать влюбленного лебедя из гадкого утенка, которому ничего не нужно.
— Тебе ведь нравятся мои наряды?
Китнисс удивленно присвистнула.
— Шутишь? Они потрясающие! Я бы никогда не смогла придумать ничего подобного.
— Тебе и не нужно. Просто вспоминай, что ты чувствуешь, когда надеваешь мою одежду, и рассказывай об этом, только так, будто ты сама создала её. У тебя все получится.
Скептически изогнув бровь, Китнисс помотала головой. Моделирование одежды и она просто несовместимы, как бы ни нравились ей творения Цинны. Даже сложно представить что-то подобное. Вот Прим, возможно, могла бы, она уже проявила себя и в кулинарии, и создание букетов и в игре на флейте — во всем, что так и не удалось самой Китнисс. И как теперь сыграть всё это?
"Также как играла любовь, солнышко".
От этой мысли стало гадко. И почему её совесть вдруг обзавелась голосом Хеймитча? Китнисс постаралась не думать об этом.
— Думаешь, они поверят в то, что я способна создать что-то подобное?
Цинна усмехнулся.
— Эй, разве тебя не обучает самый лучший дизайнер на свете? К тому же ты любимица публики, они поверят каждому твоему слову. Просто будь милой и убедительной.
Милой и убедительной. Китнисс уже терпеть не могла эти два слова. Милой и убедительной — и всем всё равно, что она не такая. Всем всё равно, что на самом деле она не знает, что в действительности чувствует к Питу, всем всё равно, что она погрязла во всём в этом и не может даже в лес выбраться, где Гейл ждет её уже не первый день. Главное, что она милая и убедительная.
— Я знаю, что тебе сложно, — Цинна аккуратно приколол её сойку-пересмещницу к кофте, которую он специально создал для этого интервью. — Но мы справимся с этим.
Уверенности в этом у Китнисс не было. Конечно, она была обязана справиться, но сказать проще, чем сделать. В этом момент в комнату вошла мама.
— Не хочу вас отвлекать, но там пришел Гейл.
Китнисс стремительно повернулась и удивленно посмотрела на мать.
— Гейл?
Она не думала, что он сможет сделать это — придти в её новый дом. Китнисс не знала, как он реагирует на все последние события, у них не было никакой возможности поговорить об этом, но она почему-то была уверена в том, что ему всё это не нравилось. И он явно не испытывал желания находится в её новом доме. Он даже ни на какие празднества не ходил, один раз посетил одно и с тех пор нигде не появлялся, хотя Хейзел и остальных её детишек Китнисс видела и не раз.
Ему ведь действительно могли не нравиться все эти поцелуи Китнисс и Пита.
— Да. Иди, он ждет тебя снаружи. Только помни про время.
Китнисс немедля пошла к нему. Ей не хватало его. Со всеми другими, кто ей дорог, она уже успела побыть, но не с ним. Капитолий как будто нарочно устраивал всё это лишь не дать им встретиться. А Китнисс скучала. И по своему другу, с которым прежде была неразлучна и по охоте, по лесу, в котором она когда-то была свободна.
Гейл ждал её на крыльце. Он хмуро рассматривал её новый дом, сложив руки на груди. Китнисс на секунду замерла, поймав себя на мысли, что уже слишком давно не наблюдала за ним.
— Привет, — она неловко замялась у двери. — Прости.
Предполагалось, что в этом воскресение она выйдет охотиться вместе с ним. И она действительно этого хотела, очень сильно хотела, но интервью и Капитолий вновь разрушило все её планы. Гейл, вероятно, злился, и Китнисс не стала бы осуждать его за это. С работой в шахтах у него почти не было времени, лишь один день в неделю, а она в этот день даже час не могла выделить на лучшего друга.
— Привет, Кискисс, — он слегка улыбнулся ей. — Значит, ты в дизайнеры подалась?
Очевидно, мама успела ему что-то рассказать. Китнисс неожиданно для себя рассмеялась. Только когда Гейл произнес это, до неё дошла вся абсурдность этого якобы её таланта. Она и платья! Да уж.
— Подожди, я ещё создам какой-нибудь супермодный хит из кроличьей шкуры, будешь потом шутить!
— Только не заставляй меня в нём ходить, ладно?
Гейл наконец протянул к ней руки, и Китнисс не раздумывая приняла его объятья. Она чувствовала себя слишком виноватой и слишком разбитой оттого, что не могла с ним нормально встретиться и поговорить, постоянно обещая, но никогда не выполняя свои обещания. И сейчас, вдыхая родной запах леса — его запах, она ощущала, как тяжелый камень в груди превращается в легкое перышко.
Но Гейл слишком быстро отпустил её.
— Как охота? — Китнисс едва смогла сдержать своё разочарование.
— Средне. Я только привыкаю к отсутствию напарника. Это совсем непросто.
Она почувствовала, какое за этой шуткой скрывалось его разочарование, и нахмурилась от бессилия. Кто же знал, что Голодные игры никогда не заканчиваются ареной?
— Ты же знаешь, что я приду как только смогу. Обязательно. Я очень постараюсь на следующей неделе. Ты же знаешь, как я этого хочу!
Он должен был знать. Только Гейл и мог знать, как эти вылазки в лес важны для неё. Но взгляд серых глаз был слишком недоверчивым и усталым. Китнисс испугалась, что он больше не станет её ждать. И она бы не стала его в этом винить. После всей этой истории с Питом, он вполне мог даже возненавидеть её. Но произнес Гейл другое.
— Конечно, знаю, Кискисс. К тому же, если бы не шахты...
Да. Если бы не шахты... Китнисс не представляла себе, как он справлялся со своей новой работой. Это должно было быть просто ужасным для него. Гейл всегда любил свободу и свежий воздух, замкнутые и темные шахты, должно быть, сводили его с ума. Но Эвердин не смела спрашивать своего друга об этом. Как он не смел спрашивать её о Голодных играх.
Им так о многом нужно было поговорить, а ещё больше им нужно было просто провести вместе немного времени. Гейл тяжело вздохнул.
— Я кое-что хотел сказать тебе.
Китнисс замерла, ожидая продолжения. Сердце неприятно сжалось. Что он хотел сказать? Гейл сделал шаг в её сторону. Но он не успел ничего произнести, потому что её мама вышла на крыльцо.
— Простите, — она явно чувствовала себя виноватой. — Китнисс, тебе пора. Эффи уже сходить с ума со своим расписанием, журналисты будут с минуты на минуту.
Будут журналисты, будет и Пит. Китнисс как-то слишком отрешенно подумала об этом. Гейл выгладил явно раздосадованным. Ещё немного и в его глазах вспыхнет злость.
— Извини, — в её голосе почти звучало отчаянье.
Хоторн неопределенно пожал плечами и устало прикрыл глаза, словно обдумывая, что ему теперь со всем этим делать. Китнисс очень боялась, что он просто пошлёт её куда-нибудь далеко-далеко.
— Ничего. Встретимся в лесу, — он развернулся и ступил на первую ступеньку, даже не взглянув на Китнисс. — До свидания, миссис Эвердин.
Китнисс проводила его грустным взглядом, ей хотелось бы его остановить, но она не смела. Она не хотела его задерживать, иначе он мог бы столкнулся с Питом. Она вообще не хотела, чтобы эти двое встречались.
Возвращаясь домой, Китнисс наградила мать злобным взглядом. Та с сожалением покачала головой.
В доме уже началась суматоха. Эффи безумно бегала туда-сюда, раздавая всем какие-то указания. Заметив Китнисс, она принялась причитать, что у них сегодня нет времени на всякие встречи и разговоры. Хм, а когда у них это время бывает? Китнисс едва сдержалась, чтобы не сказать чего-нибудь грубого. Другие тоже не находились без дела, заканчивая последние приготовления, один лишь Хеймитч сидел в кресле и потирал правой рукой свою голову. Вопли Эффи и вся эта суматоха причиняли ему физическую боль каждый раз, когда он был в похмелье. То есть всегда. И если Китнисс мечтала выбраться в лес и побыть немножко на природе, то он мечтал закрыться со своей бутылкой в своем доме и никому никогда не открывать дверь. Но они оба, не смотря на свои желания, все ещё играли в игры Капитолия.
Подойдя к Китнисс, Цинна внимательно посмотрел в её глаза и спросил, всё ли в порядке? Затем он дал ей последние указания и вручил в руки небольшую стопку листков — эскизы, которые она якобы набросала на досуге.
В этот момент в дом вошел Пит.
Мурашки пробежали по коже, стоило Китнисс увидеть его, одетого и полностью готового к интервью. В горле застрял противный ком. Она поспешно отвернулась и сделала вид, будто крайне заинтересована "собственными" эскизами. Цинна наверняка заметил, как нервно и неаккуратно она переворачивала листы с его произведениями искусства, просматривая их уже не по первому кругу, но не стал ничего говорить, проявляя невиданную деликатность.
Пит сам подошёл к ней. Даже не поворачиваясь, она почувствовала его присутствие у себя за спиной. Тошнота подкралась к горлу.
— Значит, одежда. Я думал, что это всё-таки будет пение, — сухо произнес он, глядя через плечо Китнисс на эскизы.
— Я бы не стала петь ради Капитолия, — ответила она чужим голосом.
Гейл в отличие от Пита понимал бы это.
Мелларк лишь хмыкнул.
— Ясно. Что ж, моя невеста — будущий дизайнер. Я запомню это, — в спокойном голосе слышались стальные нотки. Пит без спроса взял Китнисс за руку и ухмыльнулся. — Снова вместе, да, солнышко?
Это издёвка больно задела Китнисс, она со злостью вырвала свою руку, испепеляюще посмотрела на Пита и буквально отскочила от него. Ей было гадко от его слов и действий, но отвращение она испытывала только к себе. "В конце концов, Китнисс, кто виноват в том, что Пит тебя ненавидит?" Она посмела использовать его чувства, и нет ничего удивительно в том, что он теперь так поступает.
Но ей всё равно было обидно. Что она могла сделать? Она не виновата в том, что не знает, что чувствует к нему. В последнее время всё было таким запутанным. Глядя в очередной раз на эскиз эффектного женственного платья с потрясающим воротником, Китнисс думала лишь о том, как один-единственный день, какая-то Жатва полностью изменили её жизнь. И она совершенно не знала, что теперь со всем этим делать.
Конец первой главы.
@темы: max, фанфик, голодные игры, "пока бьются сердца", гейл&китнисс, пит&китнисс, het, PG