Название: Ребенок Китнисс
Автор: Ricka
Связь: [email protected]; rickachan.diary.ru
Бета: fandom Hunger Games 2012
Фэндом: трилогия Голодные игры
Размер: мини (3267 слова)
Персонажи: Китнисс, Пит, Гейл, Плутарх, Хэймитч, Энни.
Возрастной рейтинг: R (16+)
Саммари: Китнисс переживает беременность, к собственным страхам добавляется тот факт, что Капитолий проявляет слишком большую заинтересованность к её не рожденному ребенку. По мотивам фильма «Ребенок Розмари».
Дисклеймер: Все принадлежит тому, кому принадлежит.
Размещение: Только с разрешения автора.
От автора: работа для ФБ-2012
Приятного прочтения, и пусть удача всегда будет на вашей стороне!
Поначалу кажется, что все будет хорошо. Китнисс рассматривает себя в зеркало, с трудом признавая изменения в собственном теле. Руки с подозрением ощупывают набухшую грудь и отстраненно поглаживают округлившийся живот. Она все ещё борется с отчаянным желанием сделать с этим что-нибудь, например, взять большой кухонный нож и вырезать плод из собственного тела, поддавшись панике, которая настигает каждый раз, когда она осознает, что внутри неё зреет юная жизнь. Но Пит успокаивает её, он тянет Китнисс в свои объятия и обещает, что с этим ребенком все будет в порядке. Голодных игр больше не существует, голод ушел и война закончилась. И всё теперь будет хорошо.
— Малышка, как я счастлив, этот ребенок станет настоящей сенсацией, — обещает он, и Китнисс срывается с места и, спотыкаясь, бежит в лес. Она сидит там до ночи, сжимая живот руками и разрываясь между желанием избавиться от этой ноши и оберегать своего малыша. Пит находит её через несколько часов, просто потому, что он все ещё не выучил эти леса. Когда она отказывается идти домой, он обещает ей, что слова Плутарха ничего не значат, они никому не отдадут их малыша. И Капитолий до него не доберется. Китнисс хочет ему верить, но колокольчики интуиции тревожно позвякивают.
Когда они заходят в дом, Плутарх слезно извиняется и говорит, что решение всегда за Китнисс, а он просто хочет помочь им. Неплохо было бы очистить имя Сойки-пересмешницы.
Со временем первый страх действительно отступает на задний план. Ему на смену приходят муки беременности: постоянная тошнота, невыносимые боли и слабость в теле. Китнисс как никогда чувствует себя беззащитной, словно её тело ни на что уже негодно. Пит, доктор Аврелий и Плутарх в один голос твердят ей о том, какой осторожной ей нужно быть теперь. Они не пускают её охотиться и пичкают своими таблетками, утверждая, что так будет лучше — после всего, что случилось, за её беременностью нужно следить с особой внимательностью.
Это начинает медленно отравлять жизнь Китнисс. Она не может выносить выражение «теперь вас двое» и не может смириться с тем, что снова стала общественной собственностью. Она чувствует как лапы Капитолия вновь проникают в её жизнь, контролируют. Она больше не может есть то, что хочет. Не может гулять, где хочет. Не может перенапрягаться, не может охотиться. Лук и стрелы, валяющиеся без дела, были спрятаны куда-то в дальнюю подсобку. И она начинает подвергать слова Пита сомнениям. Что если этот ребенок уже принадлежит столице? Пит мягко успокаивает её, но в голосе ощущаются нотки раздражения: «Они просто хотят помочь, Китнисс. Они хотят, чтобы с ребенком все было хорошо».
Но их помощь оказывается бессильной против той боли, которую Китнисс испытывает каждую ночь. Эта боль кажется ей самой худшей. Даже Голодные игры, даже война не заставляли её так мучиться. Её рвет целыми сутками и она едва не падает в обморок, не смотря на всю опеку капитолийских врачей, которые то и дело названивают или приезжают. Рассматривая себя в зеркало, спустя четыре месяца с начала беременности, Китнисс уже может пересчитать каждое ребрышко на своем теле. Она не была такой худой со времен самых голодных зим её детства. Синяки под глазами и зеленый цвет кожи подсказывают ей что что-то определенно идет не так. Но у неё даже нет сил бороться, она с постели-то едва находит сил подняться.
— Солнышко, паршиво выглядишь, — обращается к ней Хэймитч. — Не нравится мне всё это. Неужели Пит не замечает? Эти капитолийские врачи ни черта похоже не понимают.
Он удивляет Китнисс, когда на следующее утро приносит ей какую-то травяную настойку и советует перестать принимать лекарства, приходящие из Капитолия.
Ей удается следовать его указаниям первые пару дней, но потом Пит узнает об этом и впервые кричит на неё. Он обвиняет Китнисс в том, что она не заботится об их ребенке.
— Да что с тобой? Китнисс, это лучшие лекарства столицы. Благодаря ним все капитолийские дети — самые здоровые. Вот почему в Капитолии никогда не бывает проблем во время родов! Все заботятся о нашем ребенке. Все кроме тебя. Хэймитч сам не понимает, что несет, а все потому, что ему алкоголь уже месяц не приходит. Раньше он сам давал тебе эти таблетки. Китнисс, милая, пожалуйста, я знаю, как ты боишься этого, и я тоже боюсь потерять нашего малыша. Но все хорошо. Ты будешь чувствовать себя лучше, если будешь принимать лекарства, худшее скоро пройдет. К тому же, если ты будешь хорошо себя вести, Доктор Аврелий думает, что сможет организовать тебе роды в Капитолии.
— Что? Я не хочу рожать в Капитолии!
Китнисс представляет себе, как её роды проходят в одной из лабораторий Сноу, и ужас сковывает тело. Она не может представить, почему Пит предлагает ей это.
— Я понимаю, — просто говорит он. — Но мы должны быть выше этого, мы должны идти в ногу с будущим, теперь, когда у нас будет ребенок. Там у тебя будут врачи, настоящая больница, твоя мать.
Она соглашается пить таблетки снова, в основном, потому, что ей не оставляют выбора. Плутарх, кажется, совсем бросает свои политические дела и сутками сидит у кровати Китнисс, бдительно наблюдая за тем, как она выполняет капитолийский распорядок. И хотя впервые она начинает чувствовать эффект от лекарств, её «охранники» почти не оставляют её наедине, даже с Хэймитчем не дают поговорить. Но бывший ментор оказывается более проворным, и у него получается поговорить с ней с глазу на глаз.
— Не нравится мне все это, — признается он. — Как-то больно пекутся они о своих таблеточках.
— Думаешь, Капитолий отравляет их? Зачем? Что им ещё от меня нужно? Вроде бы они начали помогать.
Хэймитч с сомнением качает головой и обещает разузнать что-нибудь. Но на следующий день из Капитолия приходит целый вагон алкоголя, и собеседник Китнисс оказывается недоступным для неё. Ещё через неделю его вызывают в Одиннадцатый родственники Рубаки, и он уезжает, даже не попрощавшись.
Её живот раздувается и становится похожим на мячик. Кожа натягивается и белеет. Китнисс больше не может смотреть на себя в зеркало. Ей кажется, что её разрывает изнутри. Кошмары преследуют каждую ночь, и даже руки Пита не в силах вытащить её из темного и древнего страха. Ей чудится, что внутри неё живет какое-то чудовище, которое хочет убить её. И она в ответ хочет избавиться от него. Когда она понимает, какие мысли посещают её голову, она больше не доверяет себе. Она кричит на Пита, чтобы тот не позволил ей причинить вред ребенку. В ответ ей протягивают новую горстку лекарств.
Несмотря на все подозрения, она пьет их. Боится, что, если перестанет, то совершит нечто непоправимое. Мысли о самоубийстве иногда посещают её, но их нельзя сравнить с худшими мыслями, которые касаются плода, медленно созревающего в ней.
— Я не люблю его, — говорит она однажды в пустоту комнаты. — Я не люблю это... существо.
Она чувствует себя ужасно. Она не может быть матерью, она не хочет этого ребенка, которого она и ребенком назвать не может. Она устала от беременности, она просто хочет, чтобы все скорее закончилось. Китнисс надеется на Пита. Её муж хороший, нежный, возможно, его любви хватит на всех. Она знает, как он хочет этого ребенка, видит, с какой нежностью он смотрит на её живот. И это ещё одна причина, почему она позволяет Капитолию диктовать условия. Пит знает, что делает. Её Пит никогда не допустит, чтобы столица сделала что-то плохое.
Он часто гладит её живот с нежной улыбкой. Когда она не сопротивляется их контролю, Пит ведет себя с ней как всегда. Он злится только когда считает, что она ведет себя неразумно и может причинить боль их малышу.
— Как мы назовем... ребенка? — спрашивает она, не уверенная в том, говорить «её» или «его». Она отказалась узнавать пол малыша.
— Прим, если девочка? — предлагает Пит.
Китнисс знает, что это должно быть очевидным выбором, но мурашки пробегают по её коже, когда Пит обращается этим именем к ребенку. Она не хочет, чтобы существо носило имя её сестры. Она хочет сказать Питу о том, что чувствует, пусть он разозлиться, но возможно найдет слова, чтобы помочь ей найти в себе материнскую любовь.
В тот момент, когда она открывает рот, она впервые чувствует толчок. Это чувство оказывается настолько неожиданным, подавляющим и страшным, что Китнисс вскакивает с болезненным стоном. Когда следует второй толчок, она кричит, обхватывая живот. Ей хочется убежать куда-нибудь, куда-то, где это прекратиться. Пит пытается успокоить её, он крепко хватает женские плечи и несколько раз грубо спрашивает, что происходит. Китнисс видит, как сильно он побледнел, но она не может выдавить из себя ни слова. Она лишь чувствует, как чья-то ручка или ножка проходится по внутренней стороне её кожи.
— Ребенок, ребенок, — постоянно повторяет она. Ей кажется, что он вот-вот разорвет её изнутри. — Он толкается.
Пит непонимающе смотрит на неё до тех пор, пока она дрожащими руками не хватает его ладонь и не кладет себе на живот. Он слабо улыбается, когда чувствует, но все ещё не понимает, откуда такая паника. Ему приходится дать Китнисс успокаивающее и уложить спать, поскольку её истерика никак не хочет прекращаться.
В ту же ночь она проникает в дом Хэймитча, после того, как просыпается от кошмара. Ей снилась кровь, собственные внутренности и ребенок с алыми глазами. Она проклинает своего ментора за то, что он бросил её. Пит не способен понять, но может быть Хэймитч мог бы поддержать её. Она заходит в его дом, надеясь, что мужчина будет как всегда валяться на полу, в окружении своих любимых бутылок и в луже пролитого из них. Быть может он действительно вернулся этим вечером, но его не пустили к ней, из-за её истерик?
Но нет, дом пустой, погруженный в зловещую тишину. И в полном беспорядке. Китнисс осматривается, ощущая, как интуиция подсказывает ей что-то нехорошее. Это не обычный бардак Хэймитча, это больше похоже на следы борьбы. Китнисс видится, как капитолийцы ворвались в Деревню Победителей, скрутили Эбернети и выволокли из его собственного дома, лишь бы он не помешал их планам. Хэймитч не сдался без борьбы, но в конце концов даже победитель Голодных игр не смог бы противостоять кучке специально обученных людей.
Китнисс подавляет крик, прикрывая ладошкой рот. Нет, конечно, все не так, Хэймитч просто сломал собственную мебель, когда, спотыкаясь, пьяный собирался в Одиннадцатый. Он ведь оставил ей записку и это был его почерк. Он обещал вернуться к родам и он обязательно вернется.
Она почти уговаривает себя поверить в то, что все хорошо, что ей просто везде мерещатся ужасы, но на самом деле их нет. Но вся её вера в лучшее рассыпается, когда она находит перепачканный кровью листок, в котором говорится что-то про капитолийские разработки и их любимых переродков...
Китнисс на удивление удается вести себя благоразумно, надеясь, не привлекать их внимание. Она незаметно выкидывает таблетки, которые ей дают, но притворяется будто всецело слушается их. Она улыбается Плутарху и советуется с ним, из каких капитолийских магазинов заказывать одежду и кроватку для ребенка. Она внимательно слушает советы Доктора Аврелия. Она обсуждает с Питом возможные имена, когда на самом деле хочется орать, что вокруг них заговор. Она думает о том, как мало Пит знает и о том, как не хочет ей верить. Его обдурили и он ей не помощник, она боится, что, если скажет ему что-нибудь, в Капитолии поймут, как много она знает. А Китнисс не хочет так рисковать своим малышом.
Она впервые с нежностью гладит свой живот, обещая маленькому, что мама никому не даст его обидеть. Любовь приходит сама по себе, когда Китнисс осознает, что не ребенок хочет причинить ей боль, а её малышу хотят сделать плохо. Капитолий хочет забрать его, превратить в одного из своих супер-деток, переродка нового вида. Неизвестно, что они уже сделали со своими таблетками, но больше ничего не случится. Бедный Хэймитч попал в беду из-за того, что узнал правду.
Китнисс плачет, чувствуя себя как никогда одинокой. Она боится за малыша, за Хэймитча, ощущая, как тиски Капитолия сжимаются. Но она не собирается сдаваться без боя. Это как новые Голодные игры, и её дом превратился в Арену. Только в этот раз «их теперь двое».
Несмотря на бдительный контроль, Китнисс удается написать тому единственному человеку, который способен помочь ей. Она отправляет письмо Гейлу, надеясь, что он примчится на помощь, как только прочитает его. До родов остается меньше двух недель, её время ускользает сквозь пальцы. Китнисс просит Гейла сохранять бдительность, тайно приехав в Двеннадцатый, но в один из дней он открыто стучится в дверь её дома.
Брови Пита влезают к верху, когда он видит бывшего соперника. Гейл хмурый и озадаченный, и, прежде чем подойти к Китнисс, он отводит Мелларка в сторону, и они разговаривают о чем-то в течение длительного времени. Китнисс отчаянно сжимает сорочку и ощущает, какими мокрыми от слез стали её щеки. Гейл не послушал её, и ещё одна надежда ускользнула.
— Кискисс, ты в порядке? — обращается он к ней. — Ты перепугала меня до чертиков.
Она пытается ему все объяснить, задыхаясь в истерике.
— Они хотят забрать его Гейл! Они отвезут меня в Капитолий, где заберут моего малыша. Пит не хочет меня слушать, он думает, что они помогают. Пожалуйста, Гейл, у меня остался только ты. Они что-то сделали с Хэймитчем, потому что он нашел информацию о том, что они создают новый вид детей. Он хотел помочь мне, но они забрали его. Может быть, убили! Гейл не бросай меня одну. Пожалуйста!
— Китнисс, у тебя паранойя. Во время беременности такое бывает, но все в порядке, никто не хочет причинить тебе боль, — нежно говорит он. — Пит рассказал, как тяжело ты пережила последние месяцы, у тебя нервный срыв. Капитолий не хочет забрать твоего ребенка, я бывают там каждый месяц, все не так, как раньше. Они наши друзья теперь. Китнисс, посмотри на меня, ты знаешь меня, разве я бы сказал так про нашего врага, если бы не был уверен? Мы построили новый мир, я наблюдал за этим, я принимал в этом участие.
— Нет, Гейл, нет, ты не понимаешь... Просто поверь мне! Хотя бы ты!
Она держит его за руку, надеясь, что тот мальчик, который прошел с ней через худшие зимы и учил охотиться, не покинет её сейчас.
— Все в порядке, Китнисс, тебе нельзя нервничать. Но, если ты не хочешь рожать в Капитолии, хорошо, ты останешься здесь. Не говори пока Питу и остальным, но я прослежу за тем, чтобы тебя не увезли отсюда. Я позвоню в Четвертый и узнаю имя врача, который принимал ребенка у Энни. Мы позвоним ему, узнаем, из Капитолия ли он, и твоей маме позвоним. Все будет хорошо, Кискисс. Пит, наверное, очень волнуется за ребенка, поэтому и настаивает.
Он обнимает её, и впервые Китнисс чувствует себя в относительной безопасности. Она гладит свой живот, радуясь, что наконец поделилась с кем-то, какие ужасы происходят в её жизни снова.
Они молчат об истинном соглашении, к которому пришли. Китнисс говорит волнующимся Питу и Плутарху, что Гейл успокоил её, что он бывал в капитолийских больницах и там все хорошо.
В ту ночь впервые за несколько месяцев она спит без кошмаров. Сладко засыпает и видит своего ребенка в зеленой кроватке. Он смеется и протягивает к маме тонкие рученьки, она берет его на свои руки и качает, напевая песенки, которые когда-то слышала в своем детстве.
Гейл будит её, прикладывая ладошку к губам, заставляя вести себя тише. Он мрачно смотрит на неё и велит как можно быстрее одеваться, им нужно бежать, как можно быстрее. Он быстро кидает ей вещи, которые после помогает натягивать. Его руки сжимают её пальцы, и Китнисс чувствует, что происходит что-то очень плохое.
— Что случилось, Гейл?
Он осторожно ведет её к двери.
— Нам нужно убраться отсюда как можно быстрее. Я звонил в Четвертый, — он запинается. — Энни умерла во время родов. Она рожала в Капитолии под присмотром Плутарха.
— А ребенок? — спрашивает Китнисс, ощущая, как страх комом подступает к горлу.
Гейл лишь качает головой.
Они бегут по их, знакомому с детства, лесу. Гейл предлагает ей на первое время укрыться в домике, где он впервые признался ей в любви. Воспоминания отстранено проносят в её голове, как будто из другой жизни. Они бегут без толкового плана, но на него у них нет времени. Ребенок толкается, словно подгоняя маму спасти его.
— Пит, — всхлипывает Китнисс, опираясь на плечо Гейла. За несколько дней до родов побег в леса оказывается практически невыполнимой идей, но они упорно движутся вперед.
— У нас не было времени, Китнисс. С ним все будет хорошо. Сейчас нужно позаботиться о тебе и ребенке. Я написал своим друзьям, через пару дней у нас будет помощь.
Они двигаются дальше. Гейл рассказывает ей о том, как умерла Энни, а её ребенка якобы забрали в капитолийский детский дом. Её родственникам сказали, что о мальчике будут заботится как о королевском отпрыске, ведь он сын двоих победителей. Но в Капитолии, да и в других Дистриктах все думают, что Энни жива и спокойно растит своего ребенка у себя дома. Китнисс вспоминает фотографию, которую получила после рождения малыша Энни и Финника, и поражается тому, как Капитолий искусно заметает следы.
Они не обсуждают, что Капитолий делает с детьми, в каких переродков превращает, а главное, для чего. Это слишком ужасно обсуждать. Китнисс видит, какое мучительное выражение застыло на лице Гейла и хочет сказать ему, что он не виноват. Но страх за ребенка также заставляет её злиться: как же знаменитый герой войны мог позволить таким ужасам происходить за его спиной?
Когда домик уже виднеется и кажется, что у них получилось, Китнисс вдруг чувствует острую боль. Она сгибается напополам и орет, что есть силы. Ощущения столь острые, что её ноги слабеют и не удерживают тело. Она падает, и Гейл едва успевает её подхватить и осторожно опустить на землю.
— Что происходит?
— Я не знаю, — через силу выдавливает она из себя.
Звук выстрела оглушает Китнисс. Сквозь пелену боли, она видит как вытягивается лицо Гейла, как образуется алое пятно на его рубашке, как он падает рядом с ней и как жизнь потухает в его серых глазах.
— Нет, нет, — едва шепчет она, захлебываясь в слезах, соплях и боли. Она хватается за безжизненную руку своего друга. — Пожалуйста, нет.
Она встречается со взглядом голубых глазах, и дыхание Китнисс перехватывает. Она смотрит на ружье в руках Пита, на него самого, и в её голове происходит что-то странное. Она словно теряется и впадает в какое-то забвение.
— Почему? — единственный вопрос слетает с её губ.
И вдруг она понимает. Она видит его взгляд, полный ненависти и отвращения. Взгляд, который, она думала, никогда уже не увидит. Взгляд, который отравлен ядом ос-убийц.
— Заткнись, гадина.
Она просыпается и яркий свет бьет ей в глаза. Там, где она лежит, странный запах и непривычно холодно. А её руки и ноги что-то удерживает. Китнисс едва может повернуть голову. Но она итак знает, где находится — в капитолийских лабораториях. И Плутарх Хэвенсби с мягкой улыбкой смотрит на неё.
— Все хорошо, малышка, не бойся, — он нежно гладит её по щеке. — Скоро все закончится. Очень жаль, что все происходит именно так, но ведь ты должна понимать, что всё это ради будущего. Наш род уже столько раз доказал, что не способен сохранить этот мир. Эти дети, Китнисс, ты не представляешь, что это за дети. Они все переделают, у них будет лучшее общество и лучшая жизнь. Ни голода, ни Игр, ни войны. Мы создали лучший вид. Очень жаль Китнисс, мы не хотим тебя терять, но матери не могут пережить рождение этих детей. Мне так жаль, прости. Но я хочу, чтобы ты поняла, это все во благо, и у твоей дочери будет великое будущее. Мир может воспротивиться изменениям, но если во главе нового вида будут дети любимцев народа, признанных героев, если их поведет дочка Сойки-пересмешницы, все будет гораздо проще. Я позабочусь о том, чтобы у твоей девочки были все самое лучшее. И Пит будет рядом с ней.
Под закрытыми веками Китнисс видит кровь на рубашке Гейла и яростный взгляд Пита. А её дочь в это время толкается внутри неё.
— Только попробуй...
— Тсс, — она почувствовала, как по её капельнице пустили снотворное. Глаза вновь сами по себе закрылись. — Все будет хорошо.
Ребенок вырывался из её тела, раздирая кожу Китнисс и забирая её жизнь.
Все было хорошо.
Автор: Ricka
Связь: [email protected]; rickachan.diary.ru
Бета: fandom Hunger Games 2012
Фэндом: трилогия Голодные игры
Размер: мини (3267 слова)
Персонажи: Китнисс, Пит, Гейл, Плутарх, Хэймитч, Энни.
Возрастной рейтинг: R (16+)
Саммари: Китнисс переживает беременность, к собственным страхам добавляется тот факт, что Капитолий проявляет слишком большую заинтересованность к её не рожденному ребенку. По мотивам фильма «Ребенок Розмари».
Дисклеймер: Все принадлежит тому, кому принадлежит.
Размещение: Только с разрешения автора.
От автора: работа для ФБ-2012
Приятного прочтения, и пусть удача всегда будет на вашей стороне!
Ребенок Китнисс
Поначалу кажется, что все будет хорошо. Китнисс рассматривает себя в зеркало, с трудом признавая изменения в собственном теле. Руки с подозрением ощупывают набухшую грудь и отстраненно поглаживают округлившийся живот. Она все ещё борется с отчаянным желанием сделать с этим что-нибудь, например, взять большой кухонный нож и вырезать плод из собственного тела, поддавшись панике, которая настигает каждый раз, когда она осознает, что внутри неё зреет юная жизнь. Но Пит успокаивает её, он тянет Китнисс в свои объятия и обещает, что с этим ребенком все будет в порядке. Голодных игр больше не существует, голод ушел и война закончилась. И всё теперь будет хорошо.
читать дальше
Китнисс сомневается, что может справиться с ребенком. Она названивает своей матери и ведет себя так, как не вела никогда: постоянно рыдает в трубку, поддавшись, как ей говорят, гормональным сбоям. Мать повторяет слова Пита, утверждая, что Китнисс справится — нет ничего сложного в том, чтобы правильно держать ребенка, баюкать его, кормить грудью. Но от мыслей, что ей придется делать что-то из этого, Китнисс становится только хуже. В конце концов, из Капитолия приходит коробка таблеток, которыми Пит и Хэймитч по-очереди пичкают её. Доктор Аврелий обещает приехать сам, но позже. Вместо него, на втором месяце беременности, дверь в её дом открывается и развеселый Плутарх вваливается на порог. — Малышка, как я счастлив, этот ребенок станет настоящей сенсацией, — обещает он, и Китнисс срывается с места и, спотыкаясь, бежит в лес. Она сидит там до ночи, сжимая живот руками и разрываясь между желанием избавиться от этой ноши и оберегать своего малыша. Пит находит её через несколько часов, просто потому, что он все ещё не выучил эти леса. Когда она отказывается идти домой, он обещает ей, что слова Плутарха ничего не значат, они никому не отдадут их малыша. И Капитолий до него не доберется. Китнисс хочет ему верить, но колокольчики интуиции тревожно позвякивают.
Когда они заходят в дом, Плутарх слезно извиняется и говорит, что решение всегда за Китнисс, а он просто хочет помочь им. Неплохо было бы очистить имя Сойки-пересмешницы.
***
Со временем первый страх действительно отступает на задний план. Ему на смену приходят муки беременности: постоянная тошнота, невыносимые боли и слабость в теле. Китнисс как никогда чувствует себя беззащитной, словно её тело ни на что уже негодно. Пит, доктор Аврелий и Плутарх в один голос твердят ей о том, какой осторожной ей нужно быть теперь. Они не пускают её охотиться и пичкают своими таблетками, утверждая, что так будет лучше — после всего, что случилось, за её беременностью нужно следить с особой внимательностью.
Это начинает медленно отравлять жизнь Китнисс. Она не может выносить выражение «теперь вас двое» и не может смириться с тем, что снова стала общественной собственностью. Она чувствует как лапы Капитолия вновь проникают в её жизнь, контролируют. Она больше не может есть то, что хочет. Не может гулять, где хочет. Не может перенапрягаться, не может охотиться. Лук и стрелы, валяющиеся без дела, были спрятаны куда-то в дальнюю подсобку. И она начинает подвергать слова Пита сомнениям. Что если этот ребенок уже принадлежит столице? Пит мягко успокаивает её, но в голосе ощущаются нотки раздражения: «Они просто хотят помочь, Китнисс. Они хотят, чтобы с ребенком все было хорошо».
Но их помощь оказывается бессильной против той боли, которую Китнисс испытывает каждую ночь. Эта боль кажется ей самой худшей. Даже Голодные игры, даже война не заставляли её так мучиться. Её рвет целыми сутками и она едва не падает в обморок, не смотря на всю опеку капитолийских врачей, которые то и дело названивают или приезжают. Рассматривая себя в зеркало, спустя четыре месяца с начала беременности, Китнисс уже может пересчитать каждое ребрышко на своем теле. Она не была такой худой со времен самых голодных зим её детства. Синяки под глазами и зеленый цвет кожи подсказывают ей что что-то определенно идет не так. Но у неё даже нет сил бороться, она с постели-то едва находит сил подняться.
— Солнышко, паршиво выглядишь, — обращается к ней Хэймитч. — Не нравится мне всё это. Неужели Пит не замечает? Эти капитолийские врачи ни черта похоже не понимают.
Он удивляет Китнисс, когда на следующее утро приносит ей какую-то травяную настойку и советует перестать принимать лекарства, приходящие из Капитолия.
Ей удается следовать его указаниям первые пару дней, но потом Пит узнает об этом и впервые кричит на неё. Он обвиняет Китнисс в том, что она не заботится об их ребенке.
— Да что с тобой? Китнисс, это лучшие лекарства столицы. Благодаря ним все капитолийские дети — самые здоровые. Вот почему в Капитолии никогда не бывает проблем во время родов! Все заботятся о нашем ребенке. Все кроме тебя. Хэймитч сам не понимает, что несет, а все потому, что ему алкоголь уже месяц не приходит. Раньше он сам давал тебе эти таблетки. Китнисс, милая, пожалуйста, я знаю, как ты боишься этого, и я тоже боюсь потерять нашего малыша. Но все хорошо. Ты будешь чувствовать себя лучше, если будешь принимать лекарства, худшее скоро пройдет. К тому же, если ты будешь хорошо себя вести, Доктор Аврелий думает, что сможет организовать тебе роды в Капитолии.
— Что? Я не хочу рожать в Капитолии!
Китнисс представляет себе, как её роды проходят в одной из лабораторий Сноу, и ужас сковывает тело. Она не может представить, почему Пит предлагает ей это.
— Я понимаю, — просто говорит он. — Но мы должны быть выше этого, мы должны идти в ногу с будущим, теперь, когда у нас будет ребенок. Там у тебя будут врачи, настоящая больница, твоя мать.
Она соглашается пить таблетки снова, в основном, потому, что ей не оставляют выбора. Плутарх, кажется, совсем бросает свои политические дела и сутками сидит у кровати Китнисс, бдительно наблюдая за тем, как она выполняет капитолийский распорядок. И хотя впервые она начинает чувствовать эффект от лекарств, её «охранники» почти не оставляют её наедине, даже с Хэймитчем не дают поговорить. Но бывший ментор оказывается более проворным, и у него получается поговорить с ней с глазу на глаз.
— Не нравится мне все это, — признается он. — Как-то больно пекутся они о своих таблеточках.
— Думаешь, Капитолий отравляет их? Зачем? Что им ещё от меня нужно? Вроде бы они начали помогать.
Хэймитч с сомнением качает головой и обещает разузнать что-нибудь. Но на следующий день из Капитолия приходит целый вагон алкоголя, и собеседник Китнисс оказывается недоступным для неё. Ещё через неделю его вызывают в Одиннадцатый родственники Рубаки, и он уезжает, даже не попрощавшись.
***
Её живот раздувается и становится похожим на мячик. Кожа натягивается и белеет. Китнисс больше не может смотреть на себя в зеркало. Ей кажется, что её разрывает изнутри. Кошмары преследуют каждую ночь, и даже руки Пита не в силах вытащить её из темного и древнего страха. Ей чудится, что внутри неё живет какое-то чудовище, которое хочет убить её. И она в ответ хочет избавиться от него. Когда она понимает, какие мысли посещают её голову, она больше не доверяет себе. Она кричит на Пита, чтобы тот не позволил ей причинить вред ребенку. В ответ ей протягивают новую горстку лекарств.
Несмотря на все подозрения, она пьет их. Боится, что, если перестанет, то совершит нечто непоправимое. Мысли о самоубийстве иногда посещают её, но их нельзя сравнить с худшими мыслями, которые касаются плода, медленно созревающего в ней.
— Я не люблю его, — говорит она однажды в пустоту комнаты. — Я не люблю это... существо.
Она чувствует себя ужасно. Она не может быть матерью, она не хочет этого ребенка, которого она и ребенком назвать не может. Она устала от беременности, она просто хочет, чтобы все скорее закончилось. Китнисс надеется на Пита. Её муж хороший, нежный, возможно, его любви хватит на всех. Она знает, как он хочет этого ребенка, видит, с какой нежностью он смотрит на её живот. И это ещё одна причина, почему она позволяет Капитолию диктовать условия. Пит знает, что делает. Её Пит никогда не допустит, чтобы столица сделала что-то плохое.
Он часто гладит её живот с нежной улыбкой. Когда она не сопротивляется их контролю, Пит ведет себя с ней как всегда. Он злится только когда считает, что она ведет себя неразумно и может причинить боль их малышу.
— Как мы назовем... ребенка? — спрашивает она, не уверенная в том, говорить «её» или «его». Она отказалась узнавать пол малыша.
— Прим, если девочка? — предлагает Пит.
Китнисс знает, что это должно быть очевидным выбором, но мурашки пробегают по её коже, когда Пит обращается этим именем к ребенку. Она не хочет, чтобы существо носило имя её сестры. Она хочет сказать Питу о том, что чувствует, пусть он разозлиться, но возможно найдет слова, чтобы помочь ей найти в себе материнскую любовь.
В тот момент, когда она открывает рот, она впервые чувствует толчок. Это чувство оказывается настолько неожиданным, подавляющим и страшным, что Китнисс вскакивает с болезненным стоном. Когда следует второй толчок, она кричит, обхватывая живот. Ей хочется убежать куда-нибудь, куда-то, где это прекратиться. Пит пытается успокоить её, он крепко хватает женские плечи и несколько раз грубо спрашивает, что происходит. Китнисс видит, как сильно он побледнел, но она не может выдавить из себя ни слова. Она лишь чувствует, как чья-то ручка или ножка проходится по внутренней стороне её кожи.
— Ребенок, ребенок, — постоянно повторяет она. Ей кажется, что он вот-вот разорвет её изнутри. — Он толкается.
Пит непонимающе смотрит на неё до тех пор, пока она дрожащими руками не хватает его ладонь и не кладет себе на живот. Он слабо улыбается, когда чувствует, но все ещё не понимает, откуда такая паника. Ему приходится дать Китнисс успокаивающее и уложить спать, поскольку её истерика никак не хочет прекращаться.
***
В ту же ночь она проникает в дом Хэймитча, после того, как просыпается от кошмара. Ей снилась кровь, собственные внутренности и ребенок с алыми глазами. Она проклинает своего ментора за то, что он бросил её. Пит не способен понять, но может быть Хэймитч мог бы поддержать её. Она заходит в его дом, надеясь, что мужчина будет как всегда валяться на полу, в окружении своих любимых бутылок и в луже пролитого из них. Быть может он действительно вернулся этим вечером, но его не пустили к ней, из-за её истерик?
Но нет, дом пустой, погруженный в зловещую тишину. И в полном беспорядке. Китнисс осматривается, ощущая, как интуиция подсказывает ей что-то нехорошее. Это не обычный бардак Хэймитча, это больше похоже на следы борьбы. Китнисс видится, как капитолийцы ворвались в Деревню Победителей, скрутили Эбернети и выволокли из его собственного дома, лишь бы он не помешал их планам. Хэймитч не сдался без борьбы, но в конце концов даже победитель Голодных игр не смог бы противостоять кучке специально обученных людей.
Китнисс подавляет крик, прикрывая ладошкой рот. Нет, конечно, все не так, Хэймитч просто сломал собственную мебель, когда, спотыкаясь, пьяный собирался в Одиннадцатый. Он ведь оставил ей записку и это был его почерк. Он обещал вернуться к родам и он обязательно вернется.
Она почти уговаривает себя поверить в то, что все хорошо, что ей просто везде мерещатся ужасы, но на самом деле их нет. Но вся её вера в лучшее рассыпается, когда она находит перепачканный кровью листок, в котором говорится что-то про капитолийские разработки и их любимых переродков...
***
Китнисс на удивление удается вести себя благоразумно, надеясь, не привлекать их внимание. Она незаметно выкидывает таблетки, которые ей дают, но притворяется будто всецело слушается их. Она улыбается Плутарху и советуется с ним, из каких капитолийских магазинов заказывать одежду и кроватку для ребенка. Она внимательно слушает советы Доктора Аврелия. Она обсуждает с Питом возможные имена, когда на самом деле хочется орать, что вокруг них заговор. Она думает о том, как мало Пит знает и о том, как не хочет ей верить. Его обдурили и он ей не помощник, она боится, что, если скажет ему что-нибудь, в Капитолии поймут, как много она знает. А Китнисс не хочет так рисковать своим малышом.
Она впервые с нежностью гладит свой живот, обещая маленькому, что мама никому не даст его обидеть. Любовь приходит сама по себе, когда Китнисс осознает, что не ребенок хочет причинить ей боль, а её малышу хотят сделать плохо. Капитолий хочет забрать его, превратить в одного из своих супер-деток, переродка нового вида. Неизвестно, что они уже сделали со своими таблетками, но больше ничего не случится. Бедный Хэймитч попал в беду из-за того, что узнал правду.
Китнисс плачет, чувствуя себя как никогда одинокой. Она боится за малыша, за Хэймитча, ощущая, как тиски Капитолия сжимаются. Но она не собирается сдаваться без боя. Это как новые Голодные игры, и её дом превратился в Арену. Только в этот раз «их теперь двое».
Несмотря на бдительный контроль, Китнисс удается написать тому единственному человеку, который способен помочь ей. Она отправляет письмо Гейлу, надеясь, что он примчится на помощь, как только прочитает его. До родов остается меньше двух недель, её время ускользает сквозь пальцы. Китнисс просит Гейла сохранять бдительность, тайно приехав в Двеннадцатый, но в один из дней он открыто стучится в дверь её дома.
Брови Пита влезают к верху, когда он видит бывшего соперника. Гейл хмурый и озадаченный, и, прежде чем подойти к Китнисс, он отводит Мелларка в сторону, и они разговаривают о чем-то в течение длительного времени. Китнисс отчаянно сжимает сорочку и ощущает, какими мокрыми от слез стали её щеки. Гейл не послушал её, и ещё одна надежда ускользнула.
— Кискисс, ты в порядке? — обращается он к ней. — Ты перепугала меня до чертиков.
Она пытается ему все объяснить, задыхаясь в истерике.
— Они хотят забрать его Гейл! Они отвезут меня в Капитолий, где заберут моего малыша. Пит не хочет меня слушать, он думает, что они помогают. Пожалуйста, Гейл, у меня остался только ты. Они что-то сделали с Хэймитчем, потому что он нашел информацию о том, что они создают новый вид детей. Он хотел помочь мне, но они забрали его. Может быть, убили! Гейл не бросай меня одну. Пожалуйста!
— Китнисс, у тебя паранойя. Во время беременности такое бывает, но все в порядке, никто не хочет причинить тебе боль, — нежно говорит он. — Пит рассказал, как тяжело ты пережила последние месяцы, у тебя нервный срыв. Капитолий не хочет забрать твоего ребенка, я бывают там каждый месяц, все не так, как раньше. Они наши друзья теперь. Китнисс, посмотри на меня, ты знаешь меня, разве я бы сказал так про нашего врага, если бы не был уверен? Мы построили новый мир, я наблюдал за этим, я принимал в этом участие.
— Нет, Гейл, нет, ты не понимаешь... Просто поверь мне! Хотя бы ты!
Она держит его за руку, надеясь, что тот мальчик, который прошел с ней через худшие зимы и учил охотиться, не покинет её сейчас.
— Все в порядке, Китнисс, тебе нельзя нервничать. Но, если ты не хочешь рожать в Капитолии, хорошо, ты останешься здесь. Не говори пока Питу и остальным, но я прослежу за тем, чтобы тебя не увезли отсюда. Я позвоню в Четвертый и узнаю имя врача, который принимал ребенка у Энни. Мы позвоним ему, узнаем, из Капитолия ли он, и твоей маме позвоним. Все будет хорошо, Кискисс. Пит, наверное, очень волнуется за ребенка, поэтому и настаивает.
Он обнимает её, и впервые Китнисс чувствует себя в относительной безопасности. Она гладит свой живот, радуясь, что наконец поделилась с кем-то, какие ужасы происходят в её жизни снова.
Они молчат об истинном соглашении, к которому пришли. Китнисс говорит волнующимся Питу и Плутарху, что Гейл успокоил её, что он бывал в капитолийских больницах и там все хорошо.
В ту ночь впервые за несколько месяцев она спит без кошмаров. Сладко засыпает и видит своего ребенка в зеленой кроватке. Он смеется и протягивает к маме тонкие рученьки, она берет его на свои руки и качает, напевая песенки, которые когда-то слышала в своем детстве.
Гейл будит её, прикладывая ладошку к губам, заставляя вести себя тише. Он мрачно смотрит на неё и велит как можно быстрее одеваться, им нужно бежать, как можно быстрее. Он быстро кидает ей вещи, которые после помогает натягивать. Его руки сжимают её пальцы, и Китнисс чувствует, что происходит что-то очень плохое.
— Что случилось, Гейл?
Он осторожно ведет её к двери.
— Нам нужно убраться отсюда как можно быстрее. Я звонил в Четвертый, — он запинается. — Энни умерла во время родов. Она рожала в Капитолии под присмотром Плутарха.
— А ребенок? — спрашивает Китнисс, ощущая, как страх комом подступает к горлу.
Гейл лишь качает головой.
***
Они бегут по их, знакомому с детства, лесу. Гейл предлагает ей на первое время укрыться в домике, где он впервые признался ей в любви. Воспоминания отстранено проносят в её голове, как будто из другой жизни. Они бегут без толкового плана, но на него у них нет времени. Ребенок толкается, словно подгоняя маму спасти его.
— Пит, — всхлипывает Китнисс, опираясь на плечо Гейла. За несколько дней до родов побег в леса оказывается практически невыполнимой идей, но они упорно движутся вперед.
— У нас не было времени, Китнисс. С ним все будет хорошо. Сейчас нужно позаботиться о тебе и ребенке. Я написал своим друзьям, через пару дней у нас будет помощь.
Они двигаются дальше. Гейл рассказывает ей о том, как умерла Энни, а её ребенка якобы забрали в капитолийский детский дом. Её родственникам сказали, что о мальчике будут заботится как о королевском отпрыске, ведь он сын двоих победителей. Но в Капитолии, да и в других Дистриктах все думают, что Энни жива и спокойно растит своего ребенка у себя дома. Китнисс вспоминает фотографию, которую получила после рождения малыша Энни и Финника, и поражается тому, как Капитолий искусно заметает следы.
Они не обсуждают, что Капитолий делает с детьми, в каких переродков превращает, а главное, для чего. Это слишком ужасно обсуждать. Китнисс видит, какое мучительное выражение застыло на лице Гейла и хочет сказать ему, что он не виноват. Но страх за ребенка также заставляет её злиться: как же знаменитый герой войны мог позволить таким ужасам происходить за его спиной?
Когда домик уже виднеется и кажется, что у них получилось, Китнисс вдруг чувствует острую боль. Она сгибается напополам и орет, что есть силы. Ощущения столь острые, что её ноги слабеют и не удерживают тело. Она падает, и Гейл едва успевает её подхватить и осторожно опустить на землю.
— Что происходит?
— Я не знаю, — через силу выдавливает она из себя.
Звук выстрела оглушает Китнисс. Сквозь пелену боли, она видит как вытягивается лицо Гейла, как образуется алое пятно на его рубашке, как он падает рядом с ней и как жизнь потухает в его серых глазах.
— Нет, нет, — едва шепчет она, захлебываясь в слезах, соплях и боли. Она хватается за безжизненную руку своего друга. — Пожалуйста, нет.
Она встречается со взглядом голубых глазах, и дыхание Китнисс перехватывает. Она смотрит на ружье в руках Пита, на него самого, и в её голове происходит что-то странное. Она словно теряется и впадает в какое-то забвение.
— Почему? — единственный вопрос слетает с её губ.
И вдруг она понимает. Она видит его взгляд, полный ненависти и отвращения. Взгляд, который, она думала, никогда уже не увидит. Взгляд, который отравлен ядом ос-убийц.
— Заткнись, гадина.
***
Она просыпается и яркий свет бьет ей в глаза. Там, где она лежит, странный запах и непривычно холодно. А её руки и ноги что-то удерживает. Китнисс едва может повернуть голову. Но она итак знает, где находится — в капитолийских лабораториях. И Плутарх Хэвенсби с мягкой улыбкой смотрит на неё.
— Все хорошо, малышка, не бойся, — он нежно гладит её по щеке. — Скоро все закончится. Очень жаль, что все происходит именно так, но ведь ты должна понимать, что всё это ради будущего. Наш род уже столько раз доказал, что не способен сохранить этот мир. Эти дети, Китнисс, ты не представляешь, что это за дети. Они все переделают, у них будет лучшее общество и лучшая жизнь. Ни голода, ни Игр, ни войны. Мы создали лучший вид. Очень жаль Китнисс, мы не хотим тебя терять, но матери не могут пережить рождение этих детей. Мне так жаль, прости. Но я хочу, чтобы ты поняла, это все во благо, и у твоей дочери будет великое будущее. Мир может воспротивиться изменениям, но если во главе нового вида будут дети любимцев народа, признанных героев, если их поведет дочка Сойки-пересмешницы, все будет гораздо проще. Я позабочусь о том, чтобы у твоей девочки были все самое лучшее. И Пит будет рядом с ней.
Под закрытыми веками Китнисс видит кровь на рубашке Гейла и яростный взгляд Пита. А её дочь в это время толкается внутри неё.
— Только попробуй...
— Тсс, — она почувствовала, как по её капельнице пустили снотворное. Глаза вновь сами по себе закрылись. — Все будет хорошо.
Ребенок вырывался из её тела, раздирая кожу Китнисс и забирая её жизнь.
Все было хорошо.
Конец
@темы: плутарх, пит, фанфик, mini, голодные игры, гейл, китнисс, R, gen